Прощание с мирной жизнью

Ей стал вторить Роберт. Под конец запели и остальные:

Да-а, отправил воевать.
Досталось мне, девчоночке, одной век вековать.

Меж тем майор бегал взад и вперед по коридору громыхающего и покачивающегося вагона. Ему казалось, что и у него в голове тарахтит скорый поезд. «Черт меня побери, — шептал он. — По мне, уж лучше Валли, то есть нет, ах, пся крев, — кажется, все Рейтеры с ума сошли!»

XVII

Гелузич запустил обе руки в свою густую черную бороду, распушил ее и картинным жестом расправил на обе стороны.

— Значит, вы уже знаете, — сказал он Александру, который откупоривал бутылку с длинным горлышком, — а я думал, что преподнесу вам сюрприз, так сказать, еще совсем тепленький. Теперь мой визит потерял всякий смысл. — Он отодвинул кресло немного назад и с интересом следил, как Александр вытирал горлышко бутылки от остатков пробки.

— Ради установления истины, господин Гелузич, должен сказать, что мне одновременно подали вашу визитную карточку и телеграмму моего венского поверенного. — Александр показал на письменный стол, где лежала телеграмма Зельмейера.

Телеграмма гласила:

«Полный успех in causa К. Наше предложение уладить долги принято. Дело о разводе начато. Супруг берет вину на себя. Посредничество Г. весьма успешно. Привет и поздравление».

Александр взял с каминной доски прибор для ликера.

— В чистом виде, верно ведь?

— У вас блестящая память, господин Рейтер.

Это было сказано обычным тоном светской беседы, но Александру почудился за этими словами подтекст — он вспомнил разговор с Гелузичем несколько месяцев тому назад в гостиной у Амальтеи, когда этот крупный делец старался завербовать его в число активистов. Александра мучила недоверчивость. Если Гелузич думает как услугу за услугу потребовать за свою помощь в переговорах с Клауди, чтобы он, Александр, поступился совестью, то он жестоко ошибается!

— Я искренне благодарен вам, господин Гелузич, — поспешил сказать Александр, — и если со своей стороны могу быть вам чем-либо полезен в деловом отношении, — последние слова он несколько растянул и после них сделал паузу, — мне это будет очень приятно.

— Стоит ли об этом говорить!

— Почему же? Вы оказали мне немалую услугу.

— Пустяки, честное слово. Ах, если бы все дела можно было улаживать так же просто и без труда!

— Да, могу себе представить, что из-за последних кризисов человеку с такими многообразными интернациональными интересами пришлось поломать голову. Но сейчас все же наступило успокоение.

— Вопрос только: надолго ли? Что касается меня, я считаю, что делать ставку на разрешение европейского кризиса все равно, что ставить на хромую лошадь. К тому же такой внезапно наступивший мир, как нынешний мир на Балканах, может внести черт знает какую путаницу в международные деловые связи. Пожалуй, еще большую, чем первосортный кризис. Да и вообще — непрочный мир… Но довольно политики! Разрешите спросить, как поживают ваша сестрица и фрейлейн Валли? Я видел обеих дам в Карлсбаде. Ваша внучка очаровательна. В часы моциона она производила фурор, в лучшем смысле этого слова, разумеется. Нам обязательно надо как-нибудь встретиться, я имею в виду вас, фрейлейн Валли, Амальтею и себя.

И опять у Александра мелькнула мысль, что за вскользь произнесенными словами и казенной улыбкой кроется какой-то иной смысл. Валли… Неужели Гелузич имеет на нее виды как на «компенсацию» за свою помощь? Александр постарался уловить в выражении лица денежного туза хотя бы намек, подтверждающий это. Но Гелузич переменил тему, теперь он говорил, что осенью хочет позволить себе несколько дней отдыха.

— Недели полторы, самое большее две. Немножко поохотиться, немножко порыбачить, а в заключение посмотреть маневры в присутствии императора. На этот раз они обещают быть особенно интересными, по рецепту Гётцендорфа, — не парадом, а настоящей репетицией войны. Однако я боюсь, что наскучил вам. Маневры вас совсем не трогают.

— Газетчика, в сущности, интересует все.

— Правда? Тогда, возможно, мы встретимся на маневрах.

— Жгучего интереса к солдафонам у меня все же нет.

— Сейчас нет, а потом, может, будет. — С этими словами Гелузич встал и попрощался.

Александр испытывал какую-то неловкость. Он попробовал заняться делами, но это его не успокоило, тогда он решил выйти, но в последнюю минуту передумал.