Должен добавить, что никогда положение не будет столь благоприятным для русских войск, так как почти все наличные немецкие силы находятся на нашем фронте, и число их растет здесь с каждым днем!».
Отметив некорректность тона телеграммы, Алексеев указал на невозможность выполнения предложенного плана.
Но все было бессмысленно, и генерал Нивель настаивал на немедленном наступлении русских войск.
«В настоящее время, — поучал он русское командование в очередном послании, — лучшим решением в интересах операций коалиций и, в частности, принимая во внимание общее духовное состояние русской армии, был бы возможен скорый переход ее к наступательным действиям».
«Если успокоение, признаки коего имеются, наступит скоро, — писал 15 апреля возмущенный наглостью француза Алексеев военному и морскому министру, — если удастся вернуть боевое значение Балтийского флота, то, кто бы ни был Верховным, он сделает все возможное в нашей обстановке, чтобы приковать к себе силы противника, ныне находящиеся на нашем фронте…
Но ранее начала мая нельзя приступить даже к частным ударам, так как весна только что начинается, снег обильный и ростепель будет выходящей из ряда обычных».
Глава V. Летнее преступление
В двадцатых числах апреля Временное правительство заслушало военное руководство.
Совещание проходило в доме военного министра Гучкова.
По его просьбе генерал Ю. Н. Данилов, исполнявший обязанности заболевшего воспалением легких командующего Северным фронтом, рассказал собравшимся о печальном положении армий Северного фронта с точки зрения царивших в них настроений и их боеспособности.
Затем слово взял М. Алексеев.
— Вы, — сказал он, — слышали доклад о состоянии армий Северного фронта. В таком же положении находятся войска и на остальных фронтах. Что касается Черноморского флота, то он сохранился не многим больше, чем Балтийский…
После военных долго говорил, упиваясь своим красноречием, А. Ф. Керенский.
Но ничего дельного он, как и обычно, не сказал.
«Да, — писал в своих воспоминаниях генерал Данилов, — хаос, неосведомленность, безволие и бессилие.
Такая власть, подменяющая дело словами, обречена на падение…»
Не верил ни в какие заклинания министра и Алексеев, а потому на свой страх и риск пригласил 1 мая 1917 года к себе в Ставку командующих фронтами, некоторых армий и флотами.
Вопрос был один — о готовности войск к предстоящему наступлению.
Генералы Брусилов, Гурко, Драгомиров, Щербачев и другие отметили резкое падение дисциплины, нередкие случаи отказа солдат выполнять приказы командиров, неповиновения офицерам.
Касаясь вопроса об отношении солдат к Временному правительству, командующие фронтами признали, что солдаты на правительство не надеются, «для них все в Совете рабочих и солдатских депутатов».
Поэтому участники совещания, понимая необходимость наступления на фронте, пришли к убеждению, что в мае армия не готова успешно осуществить наступательные операции.
И не только из-за морального состояния солдатских масс, но также из-за недостаточной подготовленности войск в чисто военном отношении.
По мнению командующих, провести наступление можно было в лучшем случае только в июне.
Обсуждался вопрос об отношениях с союзниками, которые настойчиво требовали, особенно после провала весеннего англо-французского наступления на Западном фронте, скорейшего проведения русской армией наступательных операций.
Союзное командование поставило в известность русскую Ставку, что если в ближайшее время она не сможет организовать наступление, то в дальнейшем Россия может остаться без поддержки союзников.
Участники совещания ознакомились с двумя секретными сообщениями от поверенного в делах России в Швейцарии.
В первом из них говорилось, что между правительствами Англии, Франции, Италии и Японии состоялся обмен мнениями по вопросу о дальнейших действиях союзников в случае неспособности русской армии осуществить крупную наступательную операцию.
Обмен мнений, указывалось в сообщении, привел будто бы к следующему решению: если русская армия не сможет или не захочет начать наступление, то Япония пошлет в Европу на Итальянский и Французский фронты миллионную -92- армию и будет вести войну до полного поражения Германии.
За этот вклад в победу Япония получала право на владение Маньчжурией, а Россия должна была уступить ей Уссурийский край.
В случае успеха этой комбинации окончание войны ожидалось не позднее осени 1917 года.
Во втором донесении того же поверенного в делах в Берне сообщалось: «Один из видных членов японской миссии в частной беседе заявил, что если Россия заключит сепаратный мир, то Япония нападет на Россию».
По решению совещания генерал Алексеев и командующие фронтами должны были ознакомить с его результатами Временное правительство.
3 мая военные прибыли в Петроград.
Встреча с высшим политическим руководством страны проходило на квартире Львова в доме на Театральной площади в полдень.
Первым выступил Алексеев.
Он подробно охарактеризовал военно-стратегическое положение, раскрыл планы Ставки. Остановился и на положении в армии.