Прошедшее время несовершенного вида… и не только

– Я людей искусства лечу бескорыстно. Если бы брал такие деньги, давно бы на «Мерседесе» разъезжал.

– Другое дело, если бы вы мне картину по-дарили, – говорил он, с интересом рассматривая стены.

Любитель живописи явно пекся о контингенте проживающих в доме.

Однажды мы столкнулись нос к носу в лифте.

Он посмотрел на меня неприязненно и с негодованием воскликнул:

– Черт-те кто в доме живет!

Бывшая французская жена известного кино-режиссера возмущалась:

– Русские – рабы. Трусы. Не выходят на улицы протестовать против высылки Солженицына. Мы – французы, другой народ. Давно бы Лубянку взяли как Бастилию.

Жена сына генерала КГБ, заведующего в конторе всем русским искусством, сообщала шепотом:

– Опять про Сережу по «Голосу Америки» передавали. Сказали, авангардист Бобков пишет стихи смелее Велимира Хлебникова.

– Муж мой, Коля, заболел, – горько плакала добрая толстая дежурная по подъезду тетя Надя. – В больницу забрали.

– А что с ним, теть Надь? – интересовались жильцы.

– Да пиписка распухла, – убивалась она.

Сосед снизу, некто Теодор Гладков, известный своей неутомимой литературной борьбой с сионистами и оголтелым Израилем, заодно боролся и с моей женой Алесей, грозя облить серной кислотой, если она и впредь будет громко ходить по квартире.

– В Париже, бывало, соберемся и давай горланить русские песни. Французы нос воротят. Полицию вызывают. А нам хоть бы что! – рассказывала генеральша, жена бывшего советского военного атташе во Франции.

К Высоцкому стучался жилец с пятого этажа:

– Володь, а Володь! Слышь. Ребята собрались. День рождения, понимаешь. Выпили. Ждут. Ты это… Спой нам «Охоту на волков».

Ходок получал от барда по физиономии и возвращался к «ребятам».

Позвякивая пустыми бутылками в плетеной корзине, спешила в приемный пункт стеклотары красивая Марина Влади.

– Караул!

По дому металась обезумевшая от страха жена советского шпиона.

Ревнивец-муж, в жилах которого пульсировала горячая испанская кровь, бегал за ней с ножом, чтобы профессионально убить.

– Опять навонял, – недовольно морщила нос консьержка Варвара Ивановна, когда Никита Михалков, надушенный дорогими нерусскими духами, пересекал вестибюль.

В лифт входил отлично отдохнувший на Лазурном берегу «сын Кукрыниксов».

С картинами подмышкой.

На обратной стороне картин можно было прочитать названия.

Например: «Трудовая Франция говорит «Нет!».

Высоцкий был популярен.

Подъезд осаждали безумицы, прибывающие из различных уголков необъятной нашей родины.

Строгие Варвара Ивановна и тетя Надя в дом их не пускали.

Девушки караулили часами на улице.

Когда народный любимец умер, толпа собиралась вокруг дома в дни годовщин его рождения и смерти.

Люди пели под гитару песни своего кумира.

Возле входной двери устраивали что-то вроде божницы.

Зажигали свечи.

Водружали портрет Высоцкого.

Клали цветы.

Ставили полный стакан водки.

Чокались, выпивали и разговаривали со стаканом.

Они верили, что кумир, как Илья Пророк во время Седера, прилетит и выпьет водку с ними.

Делали замеры в стакане.

Спорили.

Отпил! Не отпил!

Сила искусства

Однажды в мастерскую пришел известный грузинский кинорежиссер. Алеся приготовила угощение.

Кинорежиссер попросил показать работы.

Рассматривая картины, гость в восторге повторял две фразы:

«Факт искусства состоялся!» и «Гриша, ты – бык-производитель!».

На следующий день раздался звонок.

Жена подошла к телефону.

Услышала голос вчерашнего посетителя:

– Послушай! Потрясающе! Я с ума сходил! Ночь не спал! Глаз не сомкнул! Колоссальное впечатление!

Алеся подумала:

– Вот она, сила искусства!

Оказалось, кинорежиссер имел в виду вовсе не мое искусство, а Алесю.

Почему вы еще здесь?

Володя Тольц осуществлял связь между Западом и изгнанным в Горький академиком Сахаровым.

Тольца вызвали на Лубянку:

– Владимир Соломонович, не уедете – посадим.

– Как же я уеду?

– Да хоть по еврейской линии.

– Вызовы не доходят.

– Ваш дойдет.

Через несколько месяцев звонят:

– Почему вы еще здесь?

– Так вызов не дошел!

– Езжайте в ОВИР. Заполняйте анкеты.

В ОВИРе Володя поинтересовался:

– Кого писать в графе «К кому едете»?

– А ТАМ разве не сказали?

– Нет.

– Тогда все равно кого.

И Тольц написал имя и фамилию кагэбэшника, который вел его дело.

Эмигрантка из России

– Американцы некрасивые. Если видишь красивую женщину, это наша, русская. Она оденется. Накрасится. Умеет себя подать.

Затем, взглянув на Алесю, добавила строго:

– Вот вы, молодая женщина. Почему вы не краситесь? Вы же все-таки среди людей.

Скажите вашему мужу

На Брайтон-Бич к Алесе подошел незнакомый человек крошечного роста, представился Валерой и, заикаясь, вымолвил:

– Обожаю картины вашего мужа. Вот послушайте: моя жена каждое утро бегает по пляжу – и хоть бы что, а я живу в Америке двадцать лет и до сих пор стесняюсь раздеваться. Скажите вашему мужу: пусть отразит все это в живописи.

Так и победили

1966.

Лежу в больнице после операции аппендицита.

В палате тринадцать человек.

Выздоравливающий инженер в синих тренировочных штанах рассказывает, как израильтяне победили в Шестидневной войне: