Прошу, найди маму

Это для детей она тётя, а для меня сестра мужа, но я ни разу не назвала её «хённим», как это положено. Потому что для меня она была скорее свекровью, чем сестрой мужа. Она, наверное, пришла осмотреть дом, потому что идёт снег и сильно дует ветер. А я-то думала, что за домом уже никто не следит. Я забыла, что есть тётя. Но почему она хромает? Она ведь всегда была такой энергичной. Похоже, и её возраст даёт о себе знать. Тут много снега. Осторожнее.

– Кто-нибудь дома?

Голос по-прежнему бодрый.

– Никого нет?

Она спрашивает, хотя прекрасно знает, что дома никого нет. Не дожидаясь ответа, она садится на край крыльца. Почему она так легко одета? Она может простыть. О чём она так глубоко задумалась? Она неподвижно смотрит на снег во дворе, а сама будто унеслась в мыслях куда-то далеко.

– Такое чувство, будто тут кто-то есть…

Да, это наполовину призрак.

– Не знаю, где она ходит в такой холод.

Это она обо мне?

– Прошло лето, осень и вот зима уже… Я не знала, что она на такое способна. Что станет с домом без неё… Он как пустая шелуха. Ушла в летней одежде, но вот уже зима, а она всё не вернулась… Может, она уже ушла в другой мир?

Пока ещё нет. Пока ещё тут брожу.

– Самые бедные люди в мире – это те, кто умирает не дома… Вернись в рассудок и возвращайся.

Она что, плачет?

Длинные узкие глаза тёти, смотревшие в тусклое небо, стали влажными. Я вижу её и уже не боюсь этих глаз. Они всегда казались такими коварными, что, честно говоря, я часто нарочно не смотрела ей в лицо, чтобы не встретиться взглядом. Мне кажется, что всё-таки лучше было, когда она была полна сил, как раньше. Когда она сидит, опустив плечи, она не похожа на себя. При жизни покоя мне не давала, вот и я сейчас не хочу видеть её раскисшей. Когда гляжу на её слабость, мне становится не по себе. Не скажу, что я всегда только боялась её. Часто, когда случалось что-то, с чем мне сложно было справиться, я думала: «А как бы поступила она? Наверное, так», – и часто делала так, как, по-моему, сделала бы она. Так что сестра мужа для меня была примером. Ведь я тоже человек с характером. В мире все отношения взаимны и не определяются только одной стороной. Теперь уже ей придётся ухаживать за отцом Хёнчхоля, который остался один. Мне тоже не по себе. Но я рада, что хотя бы сестра рядом с ним будет. Да и при жизни, прекрасно зная, как она, одинокая женщина, привязана к своему брату, я не могла всё передёргивать и обижаться. Я относилась к ней как к старшей, уважала и даже побаивалась. Она была мне как свекровь, поэтому я и не называла её «хённим». Но, знаете, тётя. Я не пойду в семейную могилу, которую несколько лет назад построили на горе предков. Я не хочу туда. Однажды, когда ещё жила в этом доме и была в ясном сознании, я сходила одна на семейную могилу. Я думала, что надо заранее привыкнуть к этому месту, раз уж придётся остаться там после смерти. Там и солнца достаточно, и сосны красивые растут, но остаться членом вашей семьи даже после смерти мне совершенно не хотелось. Чтобы как-то успокоиться, я напевала песни и пропалывала траву, расстелила подстилку и просидела там до заката, но всё равно душа не лежала к этому месту. Я больше пятидесяти лет прожила в этом доме, так что теперь уж отпустите меня. Помню, как, когда обустраивали эту могилу, вы сказали, чтобы я взяла себе место рядом с вашим, а я ответила: «Ничего себе, вы и после смерти хотите мне поручения давать?» Не обижайтесь, тётя. Я долго думала и решила так не потому, что тогда у меня на душе осталась какая-то обида. Просто я хочу уйти к себе. Там я смогу отдохнуть.

Дверь амбара открыта.