Ты сейчас в Италии. Сидя на мраморных ступеньках на площади Святого Петра, ты смотришь на Ватиканский обелиск, который, как сказал гид, привезли в Рим из Египта. «Пожалуйста, пройдите сюда», – крикнул гид, на лбу которого выступили капельки пота. Он предлагал всем перейти в тень к подножию лестницы и встать рядом с большой мраморной шишкой. «Внутри храмов и музеев громко разговаривать запрещено, поэтому хочу заранее рассказать вам о важных моментах. Сейчас я раздам вам наушники, наденьте их, пожалуйста». Ты взяла наушники, но не надела их. «Если вы меня не слышите через наушники, значит, вы стоите слишком далеко. Тут слишком много людей, я не могу уследить за каждым. Поэтому старайтесь сами быть на таком расстоянии, чтобы слышать меня и не пропустить важную информацию». Повесив наушники на шею, ты решила пойти умыться. Ты внезапно встала и как ни в чём не бывало пошла в сторону уборной, остальные туристы из группы удивлённо провожали тебя взглядом. Помыв руки, ты открыла сумочку, чтобы достать носовой платок и вытереть руки, и вдруг заметила на дне смятое письмо младшей сестры. Это письмо ты достала из почтового ящика за три дня до отъезда из Сеула. Держа в одной руке чемодан с колёсиками, ты увидела в графе «отправитель» имя сестры. Ты впервые за всё время получила от неё письмо. Причём это была не электронная почта, а письмо, написанное от руки. Ты задумалась, вскрывать его или нет, после чего положила в сумочку нераспечатанным. Тебе показалось, что если прочтёшь письмо, то, возможно, уже не сможешь сесть в самолёт и улететь в Рим вместе с молодым человеком. Вернувшись обратно к группе, ты села рядом. Но ты не вставила в уши наушники, а достала письмо сестры, немного подержала его в руках, после чего вскрыла.
«Сестра.
Когда, вернувшись из Америки, мы поехали к маме, она дала нам молодой саженец хурмы, он был высотой ниже колена. Мы тогда поехали к ней, чтобы забрать свои вещи. Приезжаем – мама лежит в кладовой рядом с амбаром, где мы как раз оставляли свою газовую плиту, холодильник и кухонный стол. Она лежала без сознания, раскинув в стороны руки. Коты, которых она всегда кормила, сидели рядом. Когда я подбежала к маме и начала трясти её за плечо, она, видимо, пришла в себя, с трудом открыла глаза и, улыбнувшись, посмотрела на меня. Она сказала: «Вот и младшая дочка приехала!» Мама сказала, что всё в порядке. Сейчас я понимаю, что она лежала без сознания, но тогда она категорически это отрицала. Она говорила, что пришла в кладовую, чтобы покормить котов. Все мои вещи, которые я ей оставляла, лежали у неё нетронутыми. Всё, даже резиновые перчатки, которые я отдавала ей, чтобы она пользовалась. Она сказала, что во время поминальной церемонии ей как-то понадобилась моя переносная газовая плитка, и она раздумывала, достать её или нет, но решила не трогать. Я спросила: «Почему?», она сказала: «Я хотела отдать тебе всё в том же виде, как ты оставляла».
Когда мы погрузили все вещи в грузовик, мама, почему-то с каким-то виноватым видом, принесла с площадки с горшками саженец хурмы и протянула его мне. Корни с землёй были обмотаны плёнкой. Она специально где-то достала его для меня после того, как побывала во дворе нашего нового дома. Саженец был таким маленьким, что, казалось, невозможно дождаться, пока он начнёт плодоносить. Если честно, не было желания его забирать. Дом всё равно не наш, да, дворик есть, но за деревом же надо ухаживать, а мне, честно говоря, было лень. Но мама, будто прочитав мои мысли, сказала:
– Хурма быстро начнёт плодоносить. Вон, даже семьдесят лет быстро пролетают, как оказалось.
Но мне всё равно не хотелось забирать саженец, тогда мама сказала:
– Я хочу, чтобы вы собирали хурму и вспоминали меня, когда меня уже не будет.