Проснулся утром...

– Вы все напутали! – я так устал, что сопротивлялся из после­дних сил.

– Ты думаешь? – он внимательно стал смотреть на меня. Я понял: дядька читает мое сознание.

– Да... Ошибочка вышла... Ну, не взыщи. Не оттуда мы тебя изъя­ли. Не с того макета, – он досадливо цыкнул зубом. – Ладно, пока. Увидимся еще, – и попробовал улыбнуться.

– А пошли вы!..

Странно, кого я посылал? Стою на балконе. Смотрю на озеро и терпеливо жду, когда же она придет. И вот – звонок в дверь. Бегу открывать. Черт, посуду не помыл, некрасиво...

Боже, она светится мягким теплым светом и для меня. Если бы я мог кому сказать, как она прекрасна! Тянусь поцеловать ее, но она отклоняется:

– Всего полгода не виделись, а ты зарос, как гиббон. Марш брить­ся! – и глаза ее лучатся теплом.

Август, 2002

ЕМУ СОРОК ЛЕТ...

Ему сорок лет, а его Ленькой зовут. Он тихий и неприметный, не­большого росточка, но жилистый. И молчит. Даже когда выпьет, гово­рит мало. И заикается слегка. Зато когда надо не говорить, а делать, Ленька незаменим. На все руки мастер – столяр, сантехник, электрик, автомеханик. И о чем бы его ни попросили, днем или ночью, никогда не откажет – хоть квартиру отремонтировать, хоть в соседний город отвезти на машине, даже денег даст, если у него, конечно, деньги есть. Мужик, словом. А тут как-то выпили мы хорошо, слово за слово, и рас­сказал Ленька историю.

Было ему двенадцать лет. Жил он тогда в Поволжье, в деревне. Со­брался как-то зимой к старшему брату в районный центр. В выходной день сел в автобус и поехал. В автобусе Ленька дремал и представлял, как к брату заявится. Брат у него на заводе работает. Вот сидит он в суб­боту дома, чай пьет у окошка и вдруг видит – Ленька по улице идет. Пальто нараспашку, да еще улыбается и рукой машет. Брат глаза выта­ращит: ты что – один приехал? Ну, ты даешь! Совсем большим стал!.. А Ленька передачку от мамки достанет из сетки-авоськи – сало, колба­су домашнюю, варенье. Сладко мечталось.

Только автобус и полдороги не проехал. В соседней деревне сломал­ся. От Ленькиной деревни до этой шестьдесят километров, а до рай­центра – еще сто. Пассажиров было немного, они кто куда разбрелись. А Ленька один остался. Обидно, хоть плачь. И знакомых здесь никого. И автобусов больше не будет. Пошел Ленька обратно. Дошел до околи­цы. Земля до горизонта ровная и белая, и дорога в снегу накатана. И ничего больше. Солнышко светит, ветра нет, да все равно морозно – снег под валенками скрипит. Подумал Ленька, подумал, утер нос рука­вом и пошел к крайнему дому.

Там женщина была, хозяйка. Он рассказал ей, что к чему, и попро­сился переночевать, автобуса дождаться. Не хотела тетка впускать его, но впустила. Ленька сказал, что отдаст два рубля, и достал из кармана трешку. Тетка трешку взяла, а рубль сдачи пообещала вернуть, когда муж вечером придет. Леньке рубля хватило бы до брата или домой до­ехать. Она даже накормила его холодной картошкой и молоком напои­ла. А вечером пришел хозяин. Здоровенный пьяный дядька. Он стал кри­чать и матерно ругаться на жену: зачем чужого в дом пустила? А Леньке кричал, чтобы он убирался. Потом дядька сграбастал пацана за шиво­рот и выбросил из дома. Пальто с шапкой выбросил следом. А валенки Ленька и не снимал – холодно в доме было.

И вот тут Ленька уже не плакал. Оделся и пошел домой. Он плохо помнит, как шел. Знал главное – не садиться в снег. Они в школе рас­сказ учили, как мальчик сел в снег отдохнуть и увидел маму, а та его обняла, согрела. Только не мама то была, а сон. Последний в его жизни.

Замерз мальчик. Только теперь Ленька понял, какая страшная была ис­тория. Не стоять, не сидеть, идти и идти. Дорогу видно – луна светит, звезды, снег светлый. Есть хочется, да сетка с гостинцами в доме оста­лась. Идти и идти...

На краю его деревни стоит ферма, а при ней кочегарка. Утром ис­топник выходит на улицу по делу и видит недалеко что-то черное в сне­гу. Подошел, а это сынок младший Полунинский – Ленька. Скукожил­ся весь, языком не ворочает, но живой. Истопник его в охапку и в кочегарку. Раздел, растирать стал и отогрел Леньку.

До сих пор Леньке не верят, что он ребенком шестьдесят километ­ров прошел по зимней степи и жив остался.

– А тех ты больше не встречал?

Ленька понимает, о ком речь, и заикается больше обычного: