Проснулся утром...

И что? Да так, ничего. Из-за окна навеяло. Бывают снегопады и в июне, но там они не столь тревожны. Там знаешь, сейчас солнце при­поднимет свой зад и растопит этот белый осадок. А вот в апреле... А ну как еще на месяц морозы со снегом зарядят? Запросто может случится... Но я не об этом хотел.

В последние дни думаю мысль: как бы не забыть, что мне самому было двадцать пять лет. И восемнадцать было. И даже восемь! Мне кажется, как только забуду, можно получать звание «старый мухомор». Само по себе звание на страшно, а вот последствия! Девушки разлюбят, друзья затяготятся моим присутствием, сотрудники перестанут приходить в мою комнату покурить и просто посидеть, даже молча. А за глаза все будут говорить: ой, он стал таким придурком... Или уже говорят?..

Во дворе матерились мальчишки. Мелкие. Лет по восемь. Совсем уже раскрыл рот рыкнуть на них, но закрыл. Потому что вспомнил ис­торию из детства.

Большое украинское село. Я в третьем классе. В воскресенье мы иг­рали в футбол на пустом школьном стадионе. Играли азартно и целый день. А в понедельник учительница закончила уроки и вдруг попроси­ла нас, футболистов, человек пять, остаться. Раздала нам листки бума­ги, мы достали ручки (по-моему, в 64-м году мы еще пользовались перь­евыми ручками и чернильницами). Недоумевать мы перестали, когда она велела нам написать аккуратно и в столбик все нехорошие слова, которыми мы пользовались накануне во время игры...

Вот это был номер!

Если бы она кричала, ругалась, поучала! Нет, она, как всегда, была спокойна и даже ласкова. Почему мы не провалились сквозь землю, до сих пор не пойму. Такого стыда я, может быть, никогда больше не ис­пытывал. И мы писали. Конечно же, не всё, лексикон у сельских маль­чишек побогаче будет, чем у городских, отвечаю. Но даже слово «сука» на бумаге тогда выглядело кощунственно. Не сговариваясь, мы перечис­лили самые безобидные слова, которые знали. Учительница собрала ли­стки, попрощалась и ушла.

Уверен, она даже родителям нашим их не показывала – нам хвати­ло с лихвой.

Так вот, что меня поражает сегодня. Эта сельская женщина, вполне вероятно, не училась в университете, не ездила на семинары, не было над ней тучи умнейших методистов от районных до федеральных. Она не участвовала в педагогических конференциях с невероятными назва­ниями типа «Нравственное поле вторичной жизнедеятельности в обо­зримом пространстве». Она просто была мудрой женщиной. И настоя­щим учителем. Всего год я учился у нее, прошло сорок лет, но я помню, что зовут ее Варвара Антоновна. Очень надеюсь, что зовут. Ей было тогда лет тридцать – тридцать пять, ровесница моей мамы. Я даже не знаю, как она окончила школу, потому что самые школьные ее годы при­шлись на войну, а Киевская область была оккупирована гитлеровцами. Кстати, справедливости ради, надо сказать, что некоторые школы ра­ботали и при оккупантах. Моя мама, там же, на Украине, училась в восьмом и девятом классах при немцах.

Так вот, после такого опыта мы в футбол играть не бросили, но к словам стали относиться более разборчиво. Потому на днях я и закрыл рот и не стал ругать мальчишек во дворе. Толку не будет. А чего-то ум­ного не придумалось.

Кстати, хвалите детей. Однажды я полюбопытствовал, почему в отличие от украинского языка слова «касса» в русском пишется с двумя «с». Варвара Антоновна спросила, откуда я знаю. Я ответил, что на вок­зале в Киеве видел. Она только и сказала, что я наблюдательный. И с тех пор я знаю, что я наблюдательный. И всегда лелеял и развивал в себе это качество. Мелочь? А мне нравится...

Так иногда хочется рыкнуть на детей. На своих, чужих – не важно. Крутятся под ногами, мешают, раздражают... Но тут же гвоздик в ос­татках мозгов: не забывай, паразит! Может, ты был еще хуже. Если, ко­нечно, дети бывают плохими и хорошими. Вот эта бумага была недав­но чистой, а значит, хорошей. Пока я не стал писать на ней...

Апрель, 2004

ПРОСНУЛСЯ ночью...

Проснулся ночью... Хотя, какая уже ночь! Так, видимость одна блек­лая. Нащупал бутылку с водой, глотнул прямо из горлышка и едва не поперхнулся. И машинально подумал: спасибо, что все обошлось, что не пришлось долго и мучительно кашлять... Весь сон улетел бы в свет­лый квадрат окна. Но мозги скрипят уже дальше: а за то, что у тебя вода есть, чистая и вкусная, разве не спасибо? Еще и какое спасибо! А то, что ты тело свое пышное рассыпчатое развалил на чистой постели и тебе уютно и тепло, разве не стоит твоего «спасиба»? Еще и как стоит! Это уж у меня в привычке: с мороза в теплый дом возвращаюсь – спасибо Юрию Петровичу, в душ залезу – спасибо Виталию Александровичу и Станиславу Львовичу, в подъезд зайду – отдельное спасибо Анатолию Карловичу за ремонт подъезда. И девчонкам, которые тут работали, и многим-премногим людям, без которых я бы просто не выжил...

Черт возьми, как мы все друг с другом увязаны, укручены, как моле­кула ДНК. Только в такой комбинации и представляем собой что-то. Вынь один атом, и все посыплется, и получится полная задница...