Прости грехи наши… Книга первая

– Что же вы скрывали от меня правду, до сих пор, глупые…? – задрожал ее подбородок.

Рано утром Ванька, осторожно, чтобы не разбудить мать, выбрался из кровати. Он прошел на цыпочках в сенцы и незаметно проскользнул мимо Дарьи, возившейся у кухонной плиты, на улицу.

Державшаяся в воздухе прохлада пробежала по его облупившейся, загорелой коже, покрывая последнюю крупными мурашками. Мальчик передернул плечами и отважно ступил в мокрую, будто заплаканную кем-то траву. Капельки росы, и, вправду, похожие на слезинки, торопливо покатились по зеленым листочками, когда босые Ванькины ноги шустро зашагали по ней.

Вскоре мальчик вышел на задворки и окинул взглядом далеко простирающуюся зелень огородов. Прямо за ними виднелась желтая кромка пшеничного поля, упирающего своими колосьями в пронзительную высь июльского утра. Утопая в высоких кустах отцветающей картошки, мальчишка двинулся к его солнечно окрашенным волнам, бившихся о небосклон.

Добравшись, наконец, до цели, Ванька отдышался и огляделся по сторонам. Широко раскинувшиеся, раньше срока потревоженные хлеба глазели на него десятками синих цветов.

– И почему их называют сорняками? – вслух подумал Ванька и начал собирать васильки, которые будто кусочки неба, проглядывали отовсюду.

Ванька встал, так рано, чтобы подарить Анне ее любимый букет, но неожиданно, ребенку открылась простая, но очень важная истина, которая должна была придти к нему спустя годы: «Не обязательно нравится всем, главное, чтобы ты был нужен кому-то одному в этом огромном мире…». Своим, еще не загрубевшим сердцем Ванька чувствовал, как много значит он для матери, так обожавшей эти цветы прежде, и которые сейчас, казалось, мальчику были ей просто необходимы, как и он сам…

Ванька подошел к кровати Анны очень тихо. Когда женщина открыла глаза, сначала не поверила: рядом, прямо на ее подушке лежали васильки, на некоторых из них еще не высохли капельки росы. Будто дневные звезды, упавшие с неба, горели они неповторимой синевой.

Улыбка дрогнула на губах женщины.

– Сынок…, – почти ощутимым теплом ударилось в сердце мальчика ласковое слово.

Ванька, ждавший ее пробуждения, тут же подскочил к материнской постели.

– Ты ведь любишь их, мама? – простодушно улыбнулся мальчишка, глядя на мать своими ясными чистыми глазами, заменивший ей, теперь, небо.

– Спасибо, Ваня…, – попыталась дотронуться до сына рукой Анна, но нечаянно задела цветы, и те синими брызгами посыпались на пол.

– Я сейчас, мамка, сейчас! – взволнованно крикнул мальчик, словно почувствовав недобрый знак. Он упал на колени, его маленькие пальцы начали торопливо подбирать упавшие васильки, будто и впрямь, от этого зависело что-то очень важное.

– Вот, видишь, все уже хорошо…, – успокаивая больше самого себя, протянул ей сынишка букет.

– Какой же ты славный, Ванюша, – тихо вымолвила Анна и прижала руку сына с зажатыми цветами к сердцу.

– Родная, ты только поправляйся. Хочешь, я тебе молока принесу? Доктор говорит, тебе полезно, – хотел было выпорхнуть Ванька из ее слабых объятий, но мать его удержала.

– Погоди, сынок, – ослабевшим голосом попросила она, – Мне надо сказать тебе что-то важное…

– Я слушаю тебя, – замер мальчик, как вкопанный и осветил своим голубым взглядом мрак в душе больной матери, которая подыскивала нужные слова, – Ну, что же ты молчишь, мама!? – не выдержал Ванька.

– Ванюша… Ваня…, – сильнее сжала она его руку, – Ты ведь знаешь, как я тебя люблю…

Мальчик, было, хотел крикнуть: «Я тоже тебя!», но не посмел перебивать, видя, как трудно даются матери слова.

– Но…, – пытаясь подготовить сына к предстоящей разлуке, выдавила из себя Анна, – Скоро, сынок, нам придется расстаться…

– Тебя снова увезут в больницу? – наивно спросил Ванька.

– Нет…, – покачала грустно головой мать, – Я уйду далеко, далеко, – Анна сглотнула немую слезу, – Насовсем…, – глаза Ваньки расширились от страха, – Сначала тебе будет скучно, сынок, но скоро ты привыкнешь, ведь душа моя все равно останется здесь, рядом с тобою…

– Уйдешь – это значит, умрешь? – запинаясь, спросил напуганный Ванька. И, хотя из-за слез он не видел лица матери, Ванька чувствовал, что она тоже плачет, – Я не хочу, не хочу, чтобы ты умирала! – закричал, громко рыдая, мальчик, и бросился на грудь к Анне, – Не хочу…

Василий с болезнью жены спился окончательно. Неухоженный, опустившийся, он садился вечерами рядом с постелью Анны, заполняя комнату перегаром, от чего та начинала подолгу и мучительно кашлять.

Надеясь, что сегодня он пройдет мимо, женщина прикрыла глаза, притворившись спящей. Однако Василий, вытирая пропитанной мазутом рукой бегущие, казалось, такие же грязные слезы, прогремел табуретом, и неприятно высморкавшись в кулак, проговорил невнятно:

– Анька, почто же все случилось так? – не переставая жаловаться на судьбу, ухватился он за лохматую, давно нечесаную голову, – Ведь любил же я тебя, дурочка, понимаешь, любил! – как всегда в моменты отчаяния, уронил он ее между колен.

Анна ничего не ответила ему.

Всхлипывая, он поднял к ней свое красное от слез и водки лицо.