Просто не стой на пути. Как государство может помочь бизнесу в бедных странах

Я склонен поддерживать первый подход к проблеме, поскольку он основан на признании той значительной роли, которую сыграли при возникновении кризиса фиксированные обменные курсы. Действительно, существование фиксированного обменного курса означает, что государство гарантирует стабильность курса национальной валюты. И пока все стороны будут верить в способность государства выполнить это обязательство, банки смогут занимать деньги у иностранных кредиторов по низким процентным ставкам и, в свою очередь, выдавать кредиты в иностранной валюте компаниям внутри страны. При этом иностранные кредиторы убеждены в минимальной вероятности девальвации национальной валюты и, как следствие, отказа местных компаний и банков от выполнения долговых обязательств.

Если же у иностранных кредиторов начинают появляться сомнения в том, что государство сможет выполнить свои обязательства по обеспечению стабильности обменного курса, они будут требовать от банков скорейшего взыскания долгов с внутренних заемщиков до того, как произойдет девальвация и возникнет риск невозвращения долгов самими банками. Если объем долговых обязательств банковской системы перед иностранными кредиторами становится слишком велик по сравнению с государственными резервами в иностранной валюте, вероятность того, что правительство сможет выполнить обязательства по гарантиям обменного курса, падает. Осознание этого вызывает у иностранных инвесторов желание успеть первыми получить свои деньги назад до девальвации. Другими словами, если все иностранные кредиторы одновременно потребуют от правительства выполнить свои обязательства по поддержанию курса национальной валюты, правительство не сможет этого сделать для всех, и получат свои деньги обратно только те, кто первым успеет встать в очередь.

Нестабильность финансовой системы в этих странах была вызвана только тем, что иностранные кредиторы потеряли доверие к государственным гарантиям по поддержанию обменного курса. В условиях отсутствия правительственных гарантий (например, если государство вводит систему гибкого, определяемого рыночными механизмами курса национальной валюты), все стороны скорее всего внимательнее подходили бы к оценке возможных валютных рисков при кредитовании в иностранной валюте. Понимая наличие рисков, иностранные кредиторы предоставляли бы кредиты местным банкам под более высокий процент. В таком случае была бы исключена возможность извлечения банками сверхдоходов от разницы процентных ставок на внешнем и внутреннем рынке капитала. В результате объем краткосрочных долговых обязательств перед иностранными кредиторами не вырос бы до опасного уровня.

Независимо от того, какое из названных выше объяснений причин азиатского кризиса является верным, ни одно из них никак не связано с вопросами о качестве корпоративного управления в его традиционном понимании. Действия как банков, так и местных компаний, скорее всего, просто определялись той совокупностью стимулов, которые возникали в результате проводимой государством политики. Если банки, благодаря наличию государственных гарантий, могли много зарабатывать на разнице процентных ставок, занимая деньги за рубежом и давая их в кредит местным компаниям, это значит, что у них был создан стимул именно к таким действиям.

Компании брали в банках кредиты на крупные суммы, что повышало отношение долгов к собственному капиталу и позволяло компаниям использовать кредитный рычаг для повышения доходности собственного капитала. В богатых странах такие попытки, как правило, пресекаются банками и другими кредиторами, которые настаивают на сохранении разумных уровней задолженности. Банки стран Юго-Восточной Азии не смогли этого сделать. По моему мнению, у них был ряд серьезных проблем, о которых я скажу ниже в главе, посвященной банковскому сектору[44].

Сообщалось, что некоторые компании, в частности корейские чеболи, занимались созданием бизнес-империй и вкладывали деньги во множество различных отраслей, вместо того чтобы использовать занятые в банках средства для инвестирования только туда, где они будут давать максимальную отдачу. Если это соответствует действительности, то такие действия подпадают под традиционное определение неэффективного корпоративного управления: эти компании не стремились к извлечению максимальной прибыли, а преследовали иные цели, такие как увеличение размеров и престижа компании. Это предположение кажется правдоподобным, поскольку в Корее существует самый большой процент компаний с широким кругом собственников по сравнению с другими странами региона, за исключением Японии. В таких компаниях качество корпоративного управления в традиционном его понимании может быть очень низким. Все это в какой-то степени верно, и такого рода явления вполне могли иметь место, но никто, кажется, не считает, что это было первостепенной причиной восточноазиатского кризиса.