На участке Марьи Решиной убирали сою. В эти дни Головенко почти не видел Боброва — тот жил на стане. Погода стояла сухая и солнечная. Сопки зацветали осенним нарядом.
Уборка шла хорошо. Изготовленные Саватеевым и Алексеем Логуновым приспособления, специально для сои, действовали отлично. На первых шести гектарах был собран небывало высокий урожай. В деревне только и говорили об этом. Никто еще из приморцев не слыхал о таком высоком сборе сои — тридцать центнеров с гектара.
Головенко был в хорошем настроении. Ребенок был здоров. Оля не отходила от него. То и дело она уговаривала Клаву купать его. Эта процедура доставляла ей огромное удовольствие.
Клава еще не работала.
Утром Герасимов принес Клаве несколько пригоршней новой сои.
— Решинская, — сказал он с торжеством.
— Бобровская, — задумчиво поправила его Клава, рассматривая крепкие налитые бобы. — Ведь это Бобров выдвинул идею, составил агробиологический режим, предопределил, каким должен быть новый сорт.
— Ну, Марья Решина тоже свою душу в нее вложила, — с горячностью возразил Герасимов. — Надо еще подумать: мог ли агроном один, без колхозницы, без Марьи-то, которая не только работала, но делом чести считала создание нового сорта, все свое сердце этому отдала, — создать этот сорт? Вон вчера Шамаев и тот про эту сою говорил: «решинская»…
Головенко, с любопытством прислушивавшийся к спору, задумался:
— По-моему, этот сорт — «краснокутский» — сказал он. — Так или иначе, а участие в его создании принимали не только Бобров и Решина, а весь Красный Кут…
— Дед Шамаев, например, — иронически улыбнулась Клава. — Помнишь, как он против боронования посевов поднялся?
Герасимов заулыбался, погладил клинышек бороды.
— Что греха таить: я тоже не шибко верил.
Степан покачал головой.
— Не думаешь ли ты, что дед Шамаев не верит в Боброва и Решину? Верит! Но он боялся, оттого и охал…
И в этот момент в дверь постучали. Вошел секретарь крайкома, а за ним — среднего роста плотный человек в сером пальто и такой же шляпе.
— Здравствуйте, товарищи, — сказал секретарь, — знакомьтесь с профессором…
Профессор снял шляпу, обнажив коротко стриженные седые волосы, и молча, дружески пожал руку Головенко.
— Николаев, — коротко назвал он себя. Затем он поздоровался с остальными.
Головенко впервые так близко видел профессора, доктора сельскохозяйственных наук, которого очень хорошо знали в крае и уважали. Перед ним стоял человек с несколько утомленным после длинной дороги лицом — обыкновенный человек, которого можно было принять за инженера, учителя, партийного работника.
— Так с чего же начнем, Иван Михайлович? — обратился к Николаеву секретарь и повернулся к Головенко. — Ваш Бобров наделал много шуму. Иван Михайлович приехал ознакомиться с его работой на месте. Кстати, где агроном?
— Он на поле. Вчера начали убирать сою на участке Решиной.
— Ведь это же на три недели раньше обычного срока для Приморья? — оживленно сказал профессор.
Головенко утвердительно кивнул головой. Секретарь крайкома переглянулся с профессором.
— Я думаю, поедем на поле, — как бы отвечая на вопрос секретаря «с чего начнем», сказал профессор и встал.
Марья Решина и Бобров были на поле. С волнением, роднившим их, наблюдали они за тем, как комбайн, ровно гудя, выгрызал жесткие стебли сои, оставляя за собой необычно высокую стерню.
— Смотрите, Гаврила Федорович, к нам идет машина, — сказала Марья, указывая на полевую дорогу.
— Наверно, кто-нибудь из края, в нашем районе такой машины нет, — обернулась Валя Проценко.
— Да, кажется, к нам, — недовольно проговорил Бобров, представив себе неизбежные разговоры, которые оторвут его от дела, и вздохнул:
— Идите к ним, — сказала Марья и подтолкнула Боброва к машине.
Агроном спустился по железной лесенке комбайна, спрыгнул на землю и, быстро обогнав медленно ползущий комбайн, пошел навстречу машине.
— Степан Петрович с ними, — обрадованно выкрикнула Валя Проценко, увидев среди приехавших Головенко. — Кто же эти двое? Один в шляпе…
Приехавшие вылезли из машины и, как только к ним подошел Бобров, кучкой пошли по убранному полю.
Марья, насторожившись, увидела, как человек в шляпе присел на корточки и долго что-то искал на земле, разгребая стерню руками.
— Ишь, какой! Ищи, небось, не найдешь ничего, — проговорила она, как бы про себя.
Валя взглянула на нее и так звонко расхохоталась, что Ванюшка, ведший трактор, с изумлением оглянулся.
Когда комбайн поравнялся с приехавшими, Головенко махнул Марье рукой, подзывая ее к себе.
По довольным лицам незнакомых людей Марья поняла, что все обстоит благополучно. Она поправила на голове платок, сошла с комбайна.
— А вот и наша Мария Васильевна Решина, — представил ее Головенко, как человека, о котором уже все известно и его давно ждут.
— Хорошую сою вырастили, товарищ Решина, — сказал секретарь крайкома, здороваясь с ней. — Профессор удивлен, что ни одного боба на стерне не осталось.
— Замечательно, поздравляю вас! — крепко пожал ей руку профессор, приподняв другой шляпу.
— Я — маленький человек, — ответила Марья, — это Гаврила Федорович всему делу голова, его и поздравляйте!