Простые люди

— А со стиркой… я помогу, — добавила она, краснея.

Марья взглянула на подругу и погрозила ей пальцем:

— Ой, Клава… Ты что-то скрываешь от меня…

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Разъезженная на дороге пыль была мягкой и пушистой. Листва деревьев, вздымавшихся над крышами ослепительно белых хат, отливала в лунном свете свинцовым блеском. В воздухе вспыхивали зеленоватые искорки светлячков, стремительно перечеркивавшие темноту. От сопки наплывами доносился мягкий шум реки, привычные и непонятные звуки дремлющей тайги, чуть внятный запах трескун-дерева.

— Ну, как чувствуешь себя на новой работе? — спросил Головенко Федора.

— Неловко себя чувствую, — откровенно признался Федор. — Механик — это административная должность; как же я буду командовать, когда вчера был таким же трактористом, как Сашка.

— Неправильные у тебя думки в голове, — усмехнулся Головенко.

— Как это неправильные?

— Такие мысли могут появиться или от неуверенности в своих силах или от недоверия к коллективу.

Федор сбоку посмотрел на Головенко. Степан продолжал:

— Ты не отдаешь себе отчета в том, что от тебя теперь зависит вся работа мастерской, что на твоей ответственности — весь машинный парк, и скромничать тут нечего. Неисправными машинами хлеб не уберешь. В общем, рассказывать тебе нечего — понимаешь сам…

Федор тяжело вздохнул.

— Ты не бойся посоветоваться с рабочими, если сам в чем-нибудь не уверен. Не думай — они тебя за это не осудят, наоборот, гордиться будут, что с ними советуется механик, и уважать тебя будут. С токарем Саватеевым советуйся, с Бобровым.

— С агрономом?.. Но он же в технике ничего не понимает, — с недоумением сказал Федор.

— Именно, с агрономом. На его обязанности лежит выращивание урожаев, и машины должны отвечать требованиям агротехники. А агротехника каждый день предъявляет все новые требования.

В разговоре с Федором Головенко высказал свои мысли, которые все это время одолевали его.

— Надо придумывать что-то новое, — сказал он с жаром: — Разве нельзя улучшать наши машины? Можно и нужно! Иначе мы станем подрядчиками, ремонтной тракторной мастерской, а не организующей силой в сельском хозяйстве. Нужно вперед смотреть; как говорит Саватеев, за сто верст вперед видеть. Сейчас, Федя, надо жить так, чтобы каждый прожитый день был новой ступенью к коммунизму.

Федор улыбнулся и задумался. Он не нашелся, что ответить Степану, но тот и без слов понял, что до Федора дошли его мысли.

Гулко постукивая колесами, по дороге шла подвода. Головенко, не видя подводчика, окликнул:

— Эй, кто там? С поля, что ли? На телеге тотчас поднялся Филипп.

— Тпрру… Чего? — громко откликнулся он.

— С поля?

— Оттудова…

— Последний везете?

— Какое!.. Всю ночь придется возить, Валюшка и Сидорыч сказали — до утренней росы нынче косить будут.

Филипп спрыгнул с телеги.

— Закурить у вас, случаем, не будет? Весь табак вышел, а домой забежать некогда. И все из-за них, полуношников! — ворчливо и вместе с тем беззлобно сказал Филипп.

Он завернул огромную цыгарку и жадно затянулся. Потом залез на бестарку, прикрикнул:

— Но, но, сердешные!.. Пристали кони-то, надо менять… Пойду сейчас к председателю свежих просить.

— А сам-то что, не устал?

— Я-то? А я вот, пока еду с поля, тут и посплю маленько… Мне-то не больно тяжело…

Телега тронулась.

В правлении колхоза Головенко застал Герасимова, счетовода — лысого человека с худым лицом, и Усачева, который возбужденно ходил по тесной комнате, заставленной столами. Он резко повернулся к вошедшему.

— Плохи дело, товарищ директор. Выпустили комбайн на поле, а он не работает.

— Как не работает?

— А так. Твой бывший механик не захотел работать. У него, как раз тогда, когда надо разворачивать работу, вдруг мотор застучал. При мне было.

Головенко успокоился.

— Не горячись, Усачев: комбайн работает.

Инструктор райисполкома остановился перед Головенко и непонимающе взглянул на него. Головенко сгонял — не верит.

Наступило неловкое молчание. Председатель, почесывая бороду, придвинулся к счетоводу и начал о чем-то расспрашивать его.

— Слушай, хозяин, как у тебя с оборудованием полевого стана, — обратился Головенко к Герасимову. — Завтра к вечеру надо бы привести его в порядок.

— А что?

— Начнем работать как следует.

Герасимов с усмешкой покрутил головой.

— Я полагаю, завтра нам полевой стан еще не потребуется.

Головенко вспыхнул.

— Трактористы и комбайнеры не должны тратить время на ходьбу в деревню… Завтра будут работать на поле два комбайна. Послезавтра — три…

Председатель пожал плечами и наклонился над бумагами.

Головенко повернулся к Усачеву:

— Я прошу тебя, товарищ Усачев, нажать на Герасимова. Видишь, он и разговаривать на эту тему не хочет.

Степан раздраженно сунул папиросу в пепельницу и придавил ее пальцами, не чувствуя ожога. В эту минуту вошел Филипп. Он остановился у притолоки и, не здороваясь, раздраженно проговорил:

— Что же это такое: где кладовщик? Куда прикажете зерно валить? Прямо под амбар, для воробьев, что ли?

Герасимов привстал и заморгал глазами:

— Разве ты еще возишь?.. Откуда?..