Простые люди

Лукин залез на трактор, дал полный газ, прислушался.

— Да, стучит, — сказал он. — Придется делать перетяжку. Но это же исправная машина! В чем дело, Яков Гордеич?

Валя поняла, что на сегодня работа кончилась.

— Почему неисправный трактор выпущен в поле? — спросил Усачев и добавил: — Только для того, чтобы отрапортовать, что начали уборку комбайнами?

Подсекин развел руками. Лукин молчал, склонившись над мотором. Потом распрямился и с досадой крякнул.

— Бригадир, почему же все-таки неисправный трактор вышел в поле? — повторил Усачев. — Кто за это отвечает? Механик? Пошлите за ним…

Подсекин вздернул голову и гордо ответил:

— Я механик… вернее сказать, бывший механик.

— Почему бывший?

— Потому что меня сняли с работы.

— Как сняли? Кто снял? За что?

— Снял директор, — зло усмехнулся Подсекин, — а за что, это его спросите, — многозначительно сказал он. — Рылом должно быть не вышел.

— Почему вы допустили, что неисправная машина вышла на поле? В МТС сорвали ремонт и здесь на поле хотите волынить. Работать надо!

Подсекин побледнел, прищуренными глазами в упор посмотрел на Усачева. Потом скривил лицо в нехорошей усмешке, забрался на машину и ухватился за рычаги.

— Пош-шел! — крикнул он Вале, и с места, рывком, пустил трактор на полную скорость. Комбайн тотчас же окутался пылью и половой.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Головенко с трудом удалось уговорить Федора поработать за механика на время ремонта. Он сдал свой трактор Сидорычу и занялся подготовкой комбайна Паши Логуновой. Круглолицая и краснощекая Паша деловито хлопотала около машины, волновалась, покрикивала на слесарей.

Головенко осмотрел комбайн и отошел в сторону, дожидаясь, когда Паша заведет мотор. В это время к нему подошел Ленька. Он остановился около директора и, выждав, когда тот обратил на него внимание, таинственно сказал:

— Товарищ директор, есть до вас дело. — Для убедительности Леня показал Головенко что-то завернутое в тряпку.

— Хорошо, подожди минутку.

Паша с трудом провернула заводную ручку мотора.

Она стояла, наклонив голову, ничего не слыша, кроме урчанья мотора. Потом лицо ее озарила улыбка:

— Порядок! — сказала она радостно.

Головенко улыбнулся, глядя на Пашу.

— Ну вот, отрегулируйте, как следует, и завтра утречком начинайте за балкой убирать ячмень, — сказал он. Повернувшись к Леньке, нетерпеливо переминавшемуся с ноги на ногу, директор спросил:

— Ну, что у тебя, Леня?

Мальчик кивнул, приглашая Головенко следовать за собой.

Под тенистой веткой, около забора, огораживавшего участок МТС, он присел на корточки и торопливо развернул тряпку. В ней оказался кусок какого-то потемневшего металла.

— Что это такое?

— А вы поглядите, — сказал Леня.

Головенко взял металл в руки. Зернистый излом сразу приковал его внимание.

— Баббит, — удивленно произнес Головенко. — Где ж ты его взял?

— Могу взять сколько угодно, — с деланным равнодушием сказал Леня, видя, что Головенко заинтересовался его находкой.

Леня рассказал, что в распадке за деревней когда-то давно были свалены изношенные детали тракторов, об этой свалке постепенно забыли, и она заросла травой, кустарником.

— Мне еще давно папка показывал, потом я забыл, а теперь вспомнил. Мамка сказала: баббиту нехватка в МТС — вот я и вспомнил.

Головенко посмотрел на озабоченное, вспотевшее от волнения лицо паренька:

— И какое ты вносишь предложение?

— Дайте нам какие-нибудь молотки и зубила, мы баббита и наломаем.

— Кто мы?

— Мы-то? Да ребята же.

— Ну, что же, организуй ребят…

— Они все уже организованные — звено пионерское, — с гордостью сказал мальчуган. Он сунул два пальца в рот и так свистнул, что у Головенко зазвенело в ушах. Тотчас из зарослей полыни высыпали ребята.

В это время, раскрасневшаяся, подошла Валя Проценко.

— Что случилось? — спросил ее Головенко.

— Что должно было, то и случилось… Подсекин подшипники поплавил; поршни заклинило, не провернешь.

У Головенко сразу пропало хорошее настроение. Валя сдернула красный платок с головы.

— Тракторист тоже! Выехал, а масло не переменил, забыл, видите ли. Вот теперь и стали… — Она раздраженно то встряхивала платок, то накручивала его жгутиком на пальцы. — Над нами женщины смеются, говорят, лучше бы мы взяли серпы или косы.

Она готова была расплакаться.

— Где же ваши люди?

— Люди на комбайне, а я сюда побежала… к вам. Комбайн остановился как раз около женщин, что на пригорке жнут. Стыд! Дайте нам какой-нибудь трактор, мы должны загонку докосить.

— А не поздно? — раздумчиво спросил Головенко.

— Чего поздно? Солнце еще высоко, ночи сухие, лунные. Мы бы косили и ночью, Дайте нам хоть Сидорыча, он там рядом с нами пары пашет.

— Ну, что же, скажите ему, пусть перейдет.

— Ничего не выйдет. Я с ним разговаривала. Несите, говорит, записку от директора.

Головенко вынул блокнот и, написав карандашом несколько слов, отдал записку Вале.

Валя ушла. Головенко с ребятами пошел в кладовую.