Простые люди

Когда Головенко сказал Федору о его назначении в Супутинскую МТС, тот обиделся.

— Выгоняешь?

Светловолосый, с загорелым лицом он только что вылез из-под трактора и в упор глядел на директора.

Трудно было представить мастерскую без Федора. Здесь то и дело слышался его голос, то беззлобно ругавший тракториста за нерасторопность, то терпеливо и настойчиво разъяснявший, как нужно ремонтировать ту или иную деталь. Головенко привык к тому, что, если в мастерской Федор, значит, беспокоиться не о чем, привык к тому, что по вечерам Федор являлся к нему в кабинет, забирался в угол и шуршал газетами и журналами. И вот он должен уйти отсюда…

Головенко согласился на перевод Федора только потому, что был рад за друга, в способности которого он верил.

— Давай потолкуем, друг, — сказал Головенко, присаживаясь на верстак. Федор прислонился к стеллажам. — Отпускать тебя мне не больно хочется и как человека и как работника…

В конторку заглянул Сашка. Из каких-то неведомых источников людям было уже известно о предстоящем переводе Федора.

— Что они там? — спросили девушки Сашку. Он махнул рукой. Шура шумно вздохнула. Распушив бороду, подошел Сидорыч.

— О чем они? — осведомился он.

— О чем — известно… Уходит Федор-то…

Сидорыч присел на лежащий кожух мотора, закурил.

— Коли директором будет, тогда ладно… Это неплохо. А ежели механиком — не отдадим, — твердо выговорил он и сердито запыхтел козьей ножкой.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Федор медлил со сдачей тракторного парка. Он находил десятки незавершенных дел в Красном Куте. Порой ему казалось, что он поступил необдуманно, дав согласие на переход в Супутинскую МТС.

Медлил он с отъездом еще и потому, что в Красном Куте многое, по его мнению, оставалось недоделанным.

По вечерам он терпеливо обучал Сашку, зная, что тот должен остаться за механика. Он учил его ремонту электрооборудования. Сашка воспринимал туго, но зато — это Федору было известно — того, что он узнал однажды, он уже не забывал.

Головенко напоминал Федору об отъезде, но, по правде сказать, не поторапливал его. И вот вечером однажды позвонил Станишин. Он холодно спросил:

— Почему Голубева до сих пор не отпустил?

Головенко начал было объяснять, но Станишин не дослушал его.

— Голубев немедленно должен выехать. Ясно, товарищ Головенко? Завтра позвоню, проверю…

Головенко пошел в мастерскую к Федору.

— Кончай. Завтра чтоб тебя не было в Красном Куте. Понял? — сказал он механику.

Федор понял — Головенко не шутит.

— Хорошо. Уеду, — сказал Федор и тяжело вздохнул. У Головенко тоскливо заныло сердце.

Рано поутру Федор зашел к Головенко.

— Зашел попрощаться, Степан Петрович!

— Садись, — коротко сказал Головенко.

Федор переступил с ноги на ногу.

— Машина ждет, Степан Петрович…

— Садись, тебе говорят.

Федор покорно уселся на диван. Клава собрала завтрак, поставила на стол графин. Федор, повинуясь выразительному взгляду Головенко, сел за стол. Головенко налил стопки:

— Ну, на новом месте будь хозяином. Хорошим хозяином!

Выпили.

— Главное, помни: коли будут затруднения — советуйся с народом. Все мы люди советские — и сторож, и тракторист, и директор. И задачи у нас одни. Носа не задирай. Ты, как директор, должен делом завоевать у людей авторитет. Надо, чтобы они почувствовали тебя душой, поверили бы в тебя. Тогда и работать будет легче, все тебя поддержат. Коллектив — великая сила.

Головенко встал и по телефону вызвал Станишина.

— Докладываю, Сергей Владимирович: Голубева отправляю. Да… Вот он здесь, у меня… Да, да сейчас. Конечно. Поеду вместе, посмотрю, что за хозяйство… Как не помочь?.. До свидания…

Выйдя, Головенко толкнул Федора:

— Иди, иди, прощайся.

Федора тотчас же окружили. Ему пожимали руки, что-то говорили, он улыбался, что-то отвечал. Головенко залез в кузов:

— Поехали!

Сашка медвежьими лапами обхватил Федора.

— Не забывай нас… директор!

Они обнялись и, не спеша, с чувством поцеловались. Сашка заморгал глазами и отвернулся.

Когда Красный Кут уже скрылся, Федор проговорил.

— Почему так бывает? Живешь вместе — ничего особенного. А вот как уезжать, как-то жалко…

Головенко засмеялся. Федор приподнялся на локте, посмотрел на него.

— Смеешься? Небось, сам не согласился перейти на другую работу, а меня просватал, — сказал Федор с укоризной.

Головенко скосил на него глаза:

— Мне, Федор, рано. Лучше быть неплохим директором МТС, чем плохим краевым работником. Больше пользы государству. Вот если удастся, думаю пойти учиться в заочный институт механизации сельского хозяйства. Мечта моя.

— Учиться-то и я бы непрочь, — сказал Федор. — А теперь это, пожалуй, труднее будет, чем в механиках…

Увидев машину, остановившуюся около конторы, Селезнев выскочил из квартиры без шапки.

— Давай, давай, сюда. К дому давай!.. Только обедать сели. Не надеялся; думаю, воскресенье — не поедут.

Он бежал к машине, размахивая руками, кричал на весь поселок. Лысина его сияла на солнце, как биллиардный шар.

— Хорошо, что ты, Степан Петрович, догадался приехать. Ну, здравствуйте!

Он обнял Федора за плечи, что-то шепнул ему, подмигнул Головенко, расхохотался.