Простые люди

Герасимов, без нужды потряхивая вожжами, подсчитывал в уме — сколько еще человек можно будет снять назавтра с МТФ. За поворотом дороги он нагнал солдата с шинелью на руке, с тощим вещевым мешком, болтающимся за спиной.

«Наш или чей?» — подумал Герасимов и подхлестнул вожжой коня. Солдат, услышав стук колес, остановился и, заслонив глаза ладонью, смотрел на подводу.

— Кузьмич! — вскрикнул он.

Герасимов остановил коня и долго всматривался в улыбающееся красное и вспотевшее лицо солдата.

— Не узнаешь?

Герасимов ударил себя кулаком по коленке.

— Ах, ты, мать честная, никак товарищ Скрипка… Не узнал! Садись, подвезу.

Он подвинулся в двуколке. Солдат сел рядом с ним на плотно умятую траву.

— Заморился, сил нет. Жара. Сено косишь, поди?

— Оттуда и еду. А ты как, демобилизованный?

— Отвоевался, — блеснул Скрипка зубами. — На трудовой фронт прибываю. К жёнке!

При воспоминании о Насте у Герасимова засосало под ложечкой. После того как ее сняли с МТФ, Настя сидит дома, обрабатывает свой огород, засеянный подсолнухами и табаком, приторговывает на базаре. Одна срамота!..

Повстречалась подвода. На дрогах, свесив ноги, сидели девушки. Визгливыми голосами они тянули, песню. Правил лошадью коренастый парень с пробивающимся пушком на верхней губе. Герасимов задержал лошадь.

— Митя, погоняй, дружок, вас ждут. Да скажи Марье, чтобы ребята по вечерней зорьке косили дольше.

— Ладно! — отозвался парень и хлестнул лошадь.

— Кто это? — спросил Скрипка.

— А Митька — внучек деда Шамая.

— Это — Митька? — Скрипка с радостным удивлением посмотрел вслед удаляющейся подводе, на Митьку, лихо крутящего вожжами над головою. — Женихом стал, не узнаешь…

— Растет молодежь. Всю войну с ними здесь, на полях, провоевали. Хлеб фронту давали и сами жили. Не очень, конечно, жирно жили сами-то, но ничего — война!

Герасимов изредка поглядывал на лицо Скрипки, возмужавшего, видавшего жизнь человека. Под выцветшей гимнастеркой Михаила Скрипки вырисовывались тугие мускулы, стосковавшиеся по работе в поле.

Герасимов рассказывал ему про колхозные дела.

— Многого, Михайло, не узнаешь у нас. Кое-чему нужда научила. Въедливее в работу стал человек, смекалистей. Без тебя в избы электричество провели от МТС. Правда, не во все, но это дело поправимое. Планируем, понимаешь-нет, гидростанцию строить. В этом году на пятнадцать процентов больше довоенной площади засеяли — в честь победы. Гляди, какие хлеба — душа радуется!

Герасимов засмеялся и с довольным видом погладил бороду.

— В этом году сою выращиваем — новый сорт. Тут, дорогой, такие дела развернулись! Агроном у нас Бобров, без тебя уже прибыл, — опыты ставит. Я ему, правду сказать, не так чтобы очень верил. Думаю, хлеб надо сеять, а он с опытами. А вышло все ладно, С Головенкой они спелись, с директором МТС — такое закручивают… Осенью, после уборочной, начнем школу новую строить. Берегу бревна с сорок первого года…

Скрипка слушал терпеливо, но, видя, что Герасимов увлекся, не выдержал:

— Что же, Кузьмич, о Насте ничего не скажешь, как она?

Герасимов насупился, остановил лошадь и, сойдя с двуколки, долго возился с чересседельником. Усевшись в двуколке, сказал:

— Недовольный я Настей твоей.

— Чего так?..

— От колхоза начисто отбилась, начала заниматься, понимаешь-нет, разным баловством. Больше на базаре промышляет. Садит на огороде семечки да табак. Вот оно и… Из кулаков она у тебя, что ли? Попросилась на ферму — поставили, как жену фронтовика. Ну, дело не вышло, пришлось снять с работы…

Скрипка закашлялся:

— Не больно лестные отзывы о дорогой супруге.

Герасимов вздохнул:

— Не обижайся, Михайло Денисович, нету у ней никакого авторитету перед колхозниками. Рукой на нее махнули. Бьемся вот из-за людей на сенокосе, а ее уж и приглашать не стали, от греха подальше.

С той и другой стороны дороги стеной стояли хлеба. С легким шелестом раскачивались под ветерком упругие стебли пшеницы, помахивая выбивающимися из трубочки сивыми усиками колоса.

Скрипка больше ни о, чем не расспрашивал. Он, нахохлившись, сидел рядом с председателем, посматривая на родные поля. Десяток лет тому назад он демобилизовался, пришел в Красный Кут, потом стал трактористом в МТС. Жил одиноко, работал в МТС незаметным человеком. Потом простудился на уборке сои и заболел воспалением легких. И тут появилась Настя. Она только что развелась с мужем, уехавшим из деревни в город. Она выходила Михайлу от болезни, и он остался у нее. После выздоровления Настя устроила его продавцом в сельпо. Привыкший к трактору, он только томился в магазине. Потом фронт… Долгие годы борьбы за очищение советских земель от врагов, крепкая боевая дружба товарищей переродила Скрипку. Он с удивлением вспоминал свою жизнь в Красном Куте. Как это он мог позволить оторвать себя от любимого труда, когда сам в двенадцать лет от роду встал за плуг вместо умершего отца. Скрипка рассказывал товарищам о Приморье, о колхозах, о плодородных полях, о работе в МТС, но ни звуком не обмолвился о том, что он работал в сельпо.