Девушка покраснела и мягко высвободила свою руку. Он озадаченно смотрел на ее смущенное лицо. «Кажется, рассердилась? Почему?..» Кто знает, может быть, она писала ему просто, как воину. Ведь мало ли хороших писем получали ребята на фронте от совершенно незнакомых девушек… Она много писала о Федоре и всегда хорошо отзывалась о нем. На ум пришли слова Насти Скрипки, которую он случайно встретил на станции. Настя, ехидно улыбаясь, туманно намекнула ему, что «на нынешних девушек надеяться нельзя». И сейчас Ванюшке казалось, что Настя намекала ему о Вале. Может, она не напрасно писала о Федоре?
Ванюшка посмотрел на Валю, склонившуюся над цветком. Он сорвал такой же цветок, какой был у Вали в руках. От цветка исходил горьковатый полынный запах.
— Не надо было обманывать меня в письмах, — жестко выговорил он и один за другим с сердцем оборвал розоватые, шелковые лепестки. В руках остался голый стебелек с мохнатой головкой.
Валя вздрогнула, выпрямилась. Лицо ее жарко вспыхнуло.
— Что ты сказал?
— Теперь ясно, почему ты так много расписывала о Федоре. А я-то дурак…
Валя в упор смотрела на его курчавую темнорусую голову. Почувствовав ее взгляд, Ваня поежился и повернулся к ней.
— Может быть, еще что-нибудь скажешь о Федоре? — холодно спросила она.
— Могу и еще. Кое-что мне добрые люди рассказали, — вызывающе ответил Ванюшка.
Валя вдруг встала, круто повернулась и, не оглядываясь, пошла к деревне.
Ванюшка не думал, что Валя уйдет, и растерялся. Что делать? Броситься за ней и извиниться?..
Подавленный и пристыженный Ванюшка шел по лугу и думал о Вале. Он убедился, что девушка избегает его. А его с каждым днем все сильнее и сильнее тянуло к Вале. Он часами ходил по улице около дома, где она жила, надеясь встретить ее, и не встречал.
Он нарвал большой букет цветов. Свежие, усеянные жемчужными капельками росы цветы поднимали в сердце теплое и хорошее чувство. Невольно любуясь ими, Ванюшка думал, что хорошо бы поднести такой букет Вале… Встретить ее, молча передать букет, прикоснуться к ее руке и… всё.
Прошло несколько дней. Ванюшка ходил без дела. Отец был недоволен сыном. В первые дни, вернувшись с работы, он подсаживался к нему, угощал махоркой своего изготовления, подробно расспрашивал о боевых делах. Он жадно слушал сына, одобрительно покачивал головой, любовался им и даже молодел, вспоминая далекие свои партизанские дни. Но потом все изменилось. Однажды отец пришел из мастерской хмурым и неразговорчивым. Матрена сразу заметила настроение мужа, но молчала, знала, что он недолго будет хранить причину расстройства. Пообедав, Сидорыч спросил:
— Где сынок?
— Куда-то пошел… — ответила Матрена и притихла. Сидорыч прилег на широкую скамейку, подложив под голову подушку с кровати.
— Не так я ждал сына… не таким, — с горечью сказал он и повернулся к стене лицом. Вопреки ожиданиям он не сказал жене, что сегодня Федор спросил, когда думает Ванюшка выходить на работу. Спросил просто так, но Сидорычу послышался в этом вопросе упрек. Кроме того, в деревне уже поговаривали о размолвке Ванюшки с Валей.
Ванюшка скучал. Куда деть себя? Сидеть дома, чувствовать на себе выжидательные взгляды матери было невыносимо. Бесцельно он пошел по деревне и неожиданно встретил Федора — того, кого он не хотел видеть.
— Куда путь держишь, Ванек? — дружески спросил Федор.
Механик назвал Ванюшку тем именем, которым обычно звал его до войны. Ванюшка, фальшивя, сказал, что никак не мог застать его. Федор кивнул головой.
— Ты бы хоть для начала пришел на полевой стан. Взял бы свой аккордеон и пришел… Молодежь по вечерам потанцовать да попеть хочет… Валя тоже часто бывает… — простодушно, как очень сильный аргумент, выговорил Федор. Он дружески обнял Ванюшку за плечи.
— Ты не таись, Ванек; ты мне скажи, почему у вас так… Ведь ты ее любишь?
Ванюшка подался вперед и, упершись локтями в колени, молчал. Федору стало жаль его, он вздохнул и предложил:
— Пойдем-ка, брат, ко мне… Посидим, поговорим по душам.
Ванюшка покорно встал и поплелся за Федором.
В комнате у Федора, с тех пор как Валя и Шура навели порядок, было прибрано, чисто и уютно. На кровати лежала большая подушка в чистой наволочке с кружевной прошвой — подарок Шуры. Федор стыдливо натянул на подушку одеяло.
— Удивляешься, что у меня такая подушка? Тут у нас история получилась. Когда я сюда ехал, честно сказать, думал отдыхать после фронта. Да не тут-то было. Пришлось поработать. Ну и на жилье свое, — Федор повел глазами по комнате, — перестал обращать внимание. А девчата, Валя Проценко и Шура Кошелева, забрали ключ, выскребли все и записку оставили. Вот она.
Федор достал из ящика стола аккуратно свернутую записку и подал Ванюшке. И пока тот читал, он стоял и смотрел на него, весело улыбаясь.
— Вот они у нас какие. Видал? Шура подушку из дому притащила. А я краснею. По подушке можно подумать, что я женат.
— Что же ты не женишься? — выговорил Ванюшка.
— Жениться? Женюсь. У меня, брат, такая невеста!
Федор молча налил чайник и, громыхая крышкой, поставил его на раскалившуюся плиту, под которой весело потрескивали дрова.