Читаем Просвещать и карать. Функции цензуры в Российской империи середины XIX века полностью

Привлекшее внимание писателей, актеров и критиков нарушение моральных норм, особенно строгих, конечно, по отношению к «пристойному» поведению женщин, совершенно не привлекло внимания российской цензуры. В отличие от их английских и французских коллег, сотрудники III отделения ни словом не обмолвились о сомнительной нравственности разрешаемой пьесы. Естественно встает вопрос, чем же это может объясняться: были ли отечественные цензоры просто невнимательны, отличался ли их подход к нравственным проблемам от «западного» или по какой-то причине их отношение к драме Островского оказалось более положительным? Первую причину следует, по всей видимости, сразу исключить: Островский к 1859 году был влиятельным и популярным драматургом, а потому, конечно, цензоры должны были обратить пристальное внимание на его новое произведение. Однако не следует думать, что одной известности Островского было бы достаточно для разрешения его пьесы: позже по политическим причинам была, например, запрещена его пьеса «Козьма Захарьич Минин, Сухорук» (речь об этом пойдет в следующей главе). По всей видимости, «нравственные» критерии в силу каких-то причин оказались намного менее жесткими. Ответ на вопрос о причинах разрешения «Грозы» ведет к результатам более масштабным, чем уточнение цензурной истории одной — пусть важной — пьесы: для него требуется охарактеризовать, как русские цензоры относились к нравственной проблематике драматических произведений, как эволюционировало их отношение и с какими тенденциями в европейской цензуре можно соотнести эту эволюцию.

Чтобы объяснить этот случай, мы рассмотрим, как драматическая цензура в эпохи Николая I и Александра II ссылалась на общество и его нравственные ценности и каким образом эти ценности на нее влияли. Мы покажем, что даже в отсутствие эффективных механизмов, с помощью которых общество могло бы повлиять на цензуру, сотрудники этой организации конструировали воображаемый образ театральной публики и пытались в своей деятельности учитывать, каким образом эта публика могла вести себя в театре. Отношение российских драматических цензоров к публике было, как представляется, во многом схоже с позицией, характерной для их английских, французских и немецких коллег того же периода. Вместе с тем в силу специфики императорских театров и некоторых социальных институтов российская драматическая цензура оставалась необычной на фоне аналогичных организаций других стран.

Глава состоит из трех разделов. В первом разделе мы рассмотрим западноевропейский контекст, чтобы охарактеризовать возможные типологические параллели между цензорами разных эпох, а позже обратимся к общей характеристике отношения российских цензоров к вопросам нравственности и обсуждению неожиданного либерализма, характерного для их деятельности в некоторые периоды. Во втором разделе анализируется покровительственное отношение к зрителю, типичное для драматической цензуры эпохи Николая I, и его трансформация, произошедшая при Александре II. Наконец, в третьем разделе мы покажем, как цензоры александровской эпохи концептуализировали соотношение публики и «народа» и как эта меняющаяся оппозиция определила исключительный либерализм цензуры начала царствования Александра. Далее мы обратимся к более позднему времени, когда цензоры начали всерьез думать о социальном расслоении и, опасаясь восстания «низов», вернулись к покровительственному отношению к литературе.

Обсуждая периодизацию драматической цензуры, мы отталкиваемся от ее развития как ведомства и от исторического контекста (см. Введение). Первый интересующий нас период — царствование Николая I, когда цензура находилась в подчинении III отделения; второй — переходный период с 1855 по 1865 год. В течение этого промежутка механизмы контроля над сценой, установленные при Николае I, постепенно трансформировались, адаптируясь к политическим и социальным условиям нового царствования. Вместе с тем организационная сторона цензуры оставалась прежней. Полностью преобразовалась цензура уже в середине 1860‐х годов, после цензурных реформ, — это третий период, о котором пойдет речь.

1. Мораль и приличия в деятельности европейской и российской драматической цензуры

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги