Против течения. Десять лет в КГБ

В конце концов мне удалось вытащить его из-за стола.

— Товарищ полковник, — тянул я его к выходу, — нам с вами давно пора быть дома. — Он норовил вырваться, и я стиснул его так сильно, что едва не поломал ему ребра. — Идиот! Они же собираются вызвать милицию! — прошептал я. — Вам не поздоровится. Вам надо домой, и немедленно. Ну!..

Отперев алтыновскую квартиру, я сказал на прощание:

— Полковник Алтынов, в рапорте я укажу лишь, что встреча прошла успешно.

— А пошел ты!.. — буркнул он и, шатаясь, ввалился в квартиру.

Я со страхом ждал, что он напишет в своем рапорте. Наконец курировавший меня полковник показал мне рапорт Алтынова. Там говорилось, что я проявил „последовательность, выдержку и смекалку, вел себя, как опытный офицер”, а посему он считает, что на меня „можно положиться в агентурной работе”.

Отправляясь на последнюю встречу с „агентом”, я вышел из особняка в 7 часов утра — встреча была назначена на полдень, но я хотел иметь в запасе достаточно времени, чтобы отделаться от любой слежки. Вскоре я обнаружил, что сколько бы я ни пересаживался с автобуса на автобус, сзади всегда пристраивалась „Волга” — то одна, то другая. Я прибег ко всем трюкам и уловкам, которым меня учили: входил в автобус и в последнее мгновение выпрыгивал из него; стремительно нырял в подъезды; входил в магазины, смешивался с толпой и неожиданно выскакивал в другие двери… Наконец мне показалось, что я отвязался от слежки. До встречи в ресторане оставалось около получаса, и я спустился в метро. В вагоне рядом со мной оказался какой-то мужчина средних лет, спокойный, добродушный. Теперь мне представляется, что у него было лицо праведника, но, возможно, это всего лишь проделки памяти. Так или иначе, поднявшись, чтобы выйти на своей остановке, он прошептал, не глядя на меня: „Товарищ, за вами следят”. И исчез в дверях, даже не оглянувшись.

В замешательстве я вышел на следующей остановке. Верить или нет, спрашивал я себя, в глубине души зная, что незнакомец не ошибся. Вероятно, он увидел нечто, чего сам я не заметил. Я знал, что поведение того, кто ведет слежку, порой странно, чуть ли не эксцентрично — если наблюдать его со стороны. Цель филера — следить, и при этом незаметно для объекта слежки. Филер всегда настороже, так как тот, за кем он следит, может увидеть его не только оглянувшись, но и боковым зрением. И в результате филер вынужден то вилять из стороны в сторону, то отпрыгивать назад, то резко отворачиваться. Тот, за кем следят, может этого и не видеть, но со стороны все эти трюки заметны.

Решив, что незнакомец не ошибся, я, вместо того чтобы явиться на встречу со своим „агентом”, пообедал в одиночестве и, сев в метро, направился домой — на базу. Однако в поезде метро я тут же понял, что за мной следят. Невозможно определить, откуда появилось это ощущение, но оно было отчетливым.

Позже я узнал, что вся система московского метрополитена пронизана линиями связи, так что филеры могут незаметно поддерживать постоянный контакт друг с другом. Группа филеров может находиться в поезде и при этом поддерживать связь с другой группой — на любой станции; затем она выходит на остановке, а в поезде оказывается вместо нее другая группа. В таких случаях требуется, чтобы в каждый данный момент в зоне визуального контакта с объектом слежки находился хотя бы один человек. Это было частью игры. Я знал, что кто-то не спускает с меня глаз, но, даже и зная это, не обратил внимания на приземистую колхозницу с сумкой огурцов. Я запомнил ее, но „вычислить” не сумел. Что и признал позже.

Мое объяснение причин, по которым я отказался от встречи, было признано удовлетворительным. Один из офицеров сказал мне: „Никогда не пренебрегайте интуицией. Бывает, что она дороже денег”. Но поскольку я не смог вычислить филера — ту колхозницу, — вместо пятерки мне поставили четверку. И все равно сумма моих отметок была вполне хорошей.

Этот год в разведшколе был трудным, но вскоре я понял, что по сравнению с другими курсантами у меня были кое-какие преимущества. Прежде всего, благодаря военным сборам в системе ГРУ я уже кое-что знал о технике слежки, о том, как пользоваться шифрами и симпатическими чернилами, как закладывать тайники, договариваться с „агентами” о системе сигнализации, пользоваться радиосвязью и фотоаппаратурой. Кроме того, я говорил достаточно хорошо по-японски и, следовательно, не нуждался в особой помощи преподавателей японского языка. Самым большим моим преимуществом было то, что я уже бывал в той стране, где мне предстояло работать. Чуть ли не столь же существенным было и мое умение писать статьи.

Этот год был не менее трудным и для моей семьи — хотя и по другого рода причинам. С семьей я мог видеться только по вечерам в субботу да в воскресенье, так что Наталья все остальное время была для нашего маленького сына и матерью и отцом. Ей одной приходилось возиться со всеми его простудами, ушными болями и прочими детскими недомоганиями. Она бывало шутила, не намерен ли КГБ выдать ей особый диплом за заботу о домашнем очаге.