«Сейчас я для него ничто, – сказал себе К. – Но как только разделаюсь с нынешними личными трудностями, именно он первым почувствует на своей шкуре, что я вернулся». Немного успокоенный этими мыслями, он поручил клерку, уже давно державшему для него дверь открытой, при первой возможности доложить директору, что он на встрече в городе, и покинул банк, даже в чем-то довольный возможностью полностью посвятить некоторое время своему делу.
Он сейчас же поехал к художнику, жившему в предместье на противоположном от судебной канцелярии конце города. Этот район был еще беднее, дома еще темнее, в переулках грязь смешивалась с тающим снегом. В доме, где жил художник, была открыта только одна створка большой двери, а в другой внизу зияла дыра, из которой, как только К. подошел ближе, хлынула струя отвратительной жидкости – желтой, дымящейся, – от которой прыснула в ближайшую канаву крыса. На нижней лестничной площадке лежал ничком маленький ребенок и плакал, но его было почти не слышно из-за оглушительного шума слесарной мастерской в другом конце подъезда. Дверь мастерской была открыта, три работника колотили молотками по какой-то крупной детали. Большой лист жести, висевший на стене, отбрасывал бледные отсветы, сквозившие между двумя работниками и освещавшие лица и фартуки.
К. лишь окинул все это беглым взглядом – он хотел побыстрее все здесь закончить: просто расспросить художника в двух словах и тотчас же вернуться в банк. Даже малейший успех мог благотворно повлиять на его сегодняшнюю работу. На четвертом этаже ему пришлось замедлить шаг – он совсем запыхался, ступеньки были слишком высокие, лестничные пролеты длинные, а художник, видимо, жил на чердаке. Да еще спертый воздух – лестничная клетка как таковая в доме отсутствовала, узкую лестницу с обеих сторон обрамляли стены с редкими маленькими окошками. Как только К. остановился передохнуть, из какой-то квартиры выскочили несколько девчонок и побежали смеясь вверх по лестнице. К. медленно пошел за ними, задержал одну из девочек, которая споткнулась и отстала от других, и спросил ее, поднимаясь рядом с ней по ступенькам:
– Здесь живет художник по фамилии Титорелли?
Девочка, почти горбунья, – ей едва можно было дать тринадцать – пихнула его локтем и скосила глаза. Ни возраст, ни телесный недостаток не скрывали ее явной распущенности. Она уже не улыбалась, а мерила К. острым, вызывающим взглядом. Он притворился, что не замечает в ее поведении ничего необычного, и спросил:
– Знаешь художника Титорелли?
Она кивнула и ответила вопросом на вопрос:
– Зачем он вам?
К. счел полезным немного выведать у нее о Титорелли.
– Хочу, чтоб он меня нарисовал, – сказал он.
– Нарисовал? – она широко разинула рот, словно он сказал что-то особенно удивительное или неловкое, шлепнула К. ладошкой, подобрала обеими руками и без того коротенькую юбчонку и побежала так быстро, как только могла, за другими девчонками, чьи крики едва слышались откуда-то сверху.
Но уже за следующим поворотом лестницы К. снова встретил всех девочек. Очевидно, горбунья разболтала о его намерениях и они решили его дождаться – теперь девочки стояли по обе стороны лестницы, прижимаясь к стенам, чтобы К. легко мог пройти между ними, и разглаживали переднички. Глядя на эти два тесных ряда, К. видел лица одновременно детские и порочные. Когда ряды сомкнулись за спиной у К., впереди оказалась горбунья – уже она вела за собой остальных. Это ей К. был обязан тем, что быстро нашел дорогу. Он хотел было подниматься дальше, но она показала ему ответвление лестницы, на которое надо было свернуть, чтобы попасть к Титорелли. Лестница, что вела к его жилью, была особенно узкой и очень длинной, без изгибов и поворотов – она вся просматривалась снизу доверху и заканчивалась у самой двери Титорелли. Дверь эта, освещенная чуть лучше лестницы – на нее падал свет из расположенного прямо над ней окошка в крыше, – была сколочена из некрашеных досок, на которых широкими мазками красной краски была начертана фамилия Титорелли. К. со своей свитой добрался лишь до середины лестницы, когда дверь приоткрылась и из нее выглянул мужчина, одетый, кажется, лишь в ночную сорочку.
– Ой! – вскрикнул он, увидев толпу гостей, и исчез. Горбунья захлопала в ладошки от радости, а остальные девчонки сгрудились за спиной у К., подталкивая его вперед.