Процесс

– Я заперла его в комнате служанки, чтобы не путался под ногами, – сказала Лени. – Он ведь там обычно и сидит. Время от времени заглядывала в окошко и видела, что он делает. Он все время стоял на коленях на кровати, а бумаги, которые ты ему дал на время, разложил на подоконнике и читал. Это произвело на меня хорошее впечатление. Окно ведь ведет в вентиляционную шахту и света почти не дает. А Блок все равно старался читать, вот какой он послушный.

– Рад это слышать, – сказал адвокат. – Но усваивал ли он прочитанное?

Блок в продолжение этого разговора беззвучно шевелил губами, видимо формулируя ответы, которые надеялся услышать от Лени.

– Этого, – ответила Лени, – я, само собой, точно сказать не могу. Как бы то ни было, я видела, что читал он внимательно. Весь день перечитывал одну и ту же страницу, водил пальцем по строчкам. И всякий раз, как я заглядывала, вздыхал, словно читать ему было очень трудно. Эти твои бумаги, наверное, сложно понять.

– Да, – сказал адвокат, – это точно. Вряд ли он что-то в них понял. Довольно и того, чтобы он почувствовал, какую тяжелую борьбу я веду, защищая его. И ради кого же веду я эту тяжелую борьбу? Ради – смешно сказать! – ради Блока. Это ему тоже надо усвоить. И что же, он занимался без передышки?

– Почти без передышки, – ответила Лени. – Только однажды попросил воды попить. Я ему просунула стакан в окошко. А в восемь выпустила его и дала немного поесть.

Блок покосился на К., словно столь положительная характеристика должна была произвести впечатление и на него. Торговец, казалось, преисполнился надежды, даже движения его сделались свободнее – он начал ерзать на коленях. Тем заметнее было, как он замер при следующих словах адвоката.

– Ты хвалишь его, – сказал адвокат. – Потому я и не хотел рассказывать. Судья-то не сказал ничего обнадеживающего ни о самом Блоке, ни о его процессе.

– Ничего обнадеживающего? – спросила Лени. – Но как такое возможно?

Блок смотрел на нее так напряженно, будто верил в ее способность повернуть в его пользу давно произнесенные слова судьи.

– Ничего обнадеживающего, – сказал адвокат. – Ему даже было неприятно, что я заговорил о Блоке. Не надо о Блоке, сказал он. Но он мой клиент, сказал я. Напрасно тратите время, сказал он. Я не считаю его дело проигранным, сказал я. Напрасно тратите время, повторил он. Я так не думаю, сказал я. Блок очень старается и внимательно следит за ходом своего процесса. Он чуть ли не переехал ко мне, чтобы всегда быть в курсе. Не всякий проявляет такое рвение. Конечно, личность он неприятная, у него отвратительная манера говорить и он грязноват, зато в процессуальных вопросах безупречен. Я так и сказал – безупречен, нарочно преувеличил. На это он сказал: Блок просто хитер. Набрался опыта и знает, как затягивать процесс. И все равно он скорее невежественен, чем хитер. Что бы он сказал, узнав, что его процесс даже и не начинался, что даже колокольчик еще не прозвенел к началу? Спокойно, Блок, – сказал адвокат, обращаясь к торговцу, попытавшемуся было подняться на нетвердых ногах, видимо чтобы попросить объяснений.

Это были первые его слова, адресованные напрямую Блоку. Он устало смотрел как бы сквозь Блока, вновь медленно осевшего на колени.

– Эти слова судьи не имеют для тебя ровным счетом никакого значения, – сказал адвокат. – Не вздрагивай при каждом слове. Если подобное повторится, не буду ничего больше рассказывать. Слова сказать невозможно, чтобы ты не пучил глаза, будто сейчас объявят твой окончательный приговор. И не стыдно тебе при моем клиенте! Ты, кроме прочего, подрываешь его доверие ко мне. Чего тебе еще надо? Ты жив пока, ты под моей защитой. Нелепые страхи! Вычитал где-то, что в некоторых случаях окончательный приговор объявляют неожиданно и что сделать это может кто угодно и когда угодно. С определенными оговорками это так и есть, но верно и то, что мне твой страх отвратителен: я вижу в нем нехватку доверия, а оно необходимо. Что я такого сказал? Передал слова одного судьи. Ты ведь знаешь, вокруг процесса сталкивается столько разных точек зрения, что ничего не разберешь. Этот судья, к примеру, считает началом процесса один момент, а я – другой. Простое расхождение во мнениях, не более. На определенной стадии процесса по старому обычаю звонят в колокольчик. По мнению этого судьи, звонок дает начало процессу. Не могу тебе сейчас привести все возражения против этой точки зрения, тебе их и не понять, хватит с тебя и того, что возражений много.

Блок растерянно теребил пальцами шерстинки мехового прикроватного коврика. Слова судьи так его напугали, что он даже перестал пресмыкаться перед адвокатом: он, похоже, погрузился в себя, пытаясь рассмотреть сказанное судьей со всех возможных сторон.

– Блок, – предупреждающе сказала Лени и дернула его за шиворот. – Оставь шкуру в покое и слушай, что говорит адвокат.

Поездка к матери