Процесс

К. молчал, лишь смотрел, не отводя глаз, на отчаяние этого человека. Каких только превращений не претерпел он в глазах К. за последние пару часов! Неужели это из-за процесса его так кидает из стороны в сторону, что он не в силах больше различить, где друг, а где враг? Неужели он не видит, что адвокат намеренно его унижает с единственной целью – похвастаться перед К. своим могуществом, ослепить его, возможно, этим зрелищем и тоже подчинить себе? Если Блок неспособен это разглядеть или так боится адвоката, что, даже все понимая, ничего не может с этим поделать, как же ему хватает ума или хитрости обманывать адвоката и скрывать от него свою возню с другими адвокатами? И почему он осмеливается нападать на К., хотя тот легко может выдать его тайну? А Блок позволил себе и не такое: он подошел к постели адвоката и начал уже ему жаловаться на К.:

– Господин адвокат, – сказал он, – слышите, как этот человек со мной разговаривает? Его процесс идет без году неделя, а он уж берется учить меня – и это после пяти лет моего процесса! Да еще оскорбляет! Я все силы положил на то, чтобы изучить, чего требуют от меня приличия, долг и судебная практика, – а этот невежда считает себя вправе меня оскорблять!

– Не обращай ни на кого внимания, – сказал адвокат, – и делай то, что тебе кажется правильным.

– Конечно, – сказал Блок, словно пытаясь набраться смелости, и, быстро покосившись на К., бухнулся на колени у самой кровати.

– Преклоняю колени перед моим адвокатом, – сказал он. Но адвокат молчал.

К. испытывал сильный соблазн сказать Блоку что-нибудь насмешливое. Лени воспользовалась тем, что он отвлекся, оперлась локтями о спинку кресла и начала легонько раскачивать К., словно баюкая, хотя он продолжал держать ее за руки. К. поначалу не обращал на это внимания, а наблюдал за Блоком. Блок осторожно поглаживал краешек одеяла. В наступившей тишине Лени вдруг вырвала руки у К.:

– Ты делаешь мне больно. Пусти, мне надо к Блоку.

Она присела на край кровати. Блок очень ей обрадовался и, не говоря ни слова, но живо жестикулируя, стал подавать ей знаки, чтобы она вступилась за него перед адвокатом. Ему явно очень нужны были обещанные адвокатом сведения – но для того лишь, чтобы воспользоваться ими через других своих адвокатов. Лени, по-видимому, точно знала, как добиться от адвоката своего: она указала на его руку и сложила губы трубочкой, словно для поцелуя. Блок тут же припал к руке адвоката, потом, по знаку Лени, еще и еще раз. Но адвокат продолжал безмолвствовать. Тогда Лени склонилась над адвокатом, красиво изогнувшись, и, приблизив лицо к его лицу, стала гладить его по длинным седым волосам. Это сработало.

– Не уверен, что стоит ему это рассказывать, – сказал адвокат, и, насколько можно было заметить, слегка покачал головой, возможно подставляя ее под поглаживания Лени.

Блок внимал, опустив голову, и даже в его молчании была мольба.

– Почему же не уверены? – спросила Лени.

У К. возникло ощущение, будто все произносят заученные реплики и этот разговор – уже не раз отыгранная сцена, которая не раз повторится и лишь для Блока никак не потеряет новизны.

– Как он себя сегодня вел? – спросил адвокат вместо ответа.

Прежде чем высказать свое мнение на этот счет, Лени посмотрела на Блока. Он молитвенно сложил руки и чуть потирал их, подняв на нее умоляющий взгляд. Наконец она кивнула с серьезным видом, повернулась к адвокату и сказала:

– Он был тих и прилежен.

Опытный торговец, мужчина с длинной бородой вымаливает у девушки школьную характеристику! Если бы он хоть на минуту задумался, то едва ли нашел бы себе оправдание. Его поведение выглядело унизительным даже в глазах безучастного свидетеля. К. не мог взять в толк, с чего адвокат решил, что такое зрелище вызовет у него соблазн остаться. Наоборот, одной этой сцены было бы достаточно, чтобы его оттолкнуть. Вот, значит, каков метод адвоката, к счастью лишь недолго применявшийся в отношении К., – заставить клиента забыть обо всем на свете и брести по этой неверной дорожке в надежде, что она приведет к концу процесса. Это был уже не клиент, а пес адвоката. Прикажи ему адвокат заползти под кровать, словно в конуру, и оттуда лаять, он бы это с воодушевлением исполнил. К. продолжал внимательно слушать, осмысливая происходящее, словно ему поручили запомнить все в деталях, представить в некую высшую инстанцию жалобу и приложить к ней рапорт.

– Что же он делал весь день? – спросил адвокат.