— Да. Думаю, в глубине души ты уже знаешь, Хлоя. Я не могу это объяснить. И не хочу таким быть. Но он что-то сделал со мной в подвале, пока я спал. Звучит безумно, но когда я испытываю к людям сильные чувства… я причиняю им вред. — Он смотрит на меня. — Коди не убежал, Хлоя. И Ноэль…
У меня по спине бегут мурашки. Смотрю на дверную ручку. До меня впервые доходит, что здесь происходит. Он не болен заразой вроде гриппа и не наказывает меня. Он запер дверь, чтобы уберечь меня.
— Ноэль, — говорю я. Это как очнуться ото сна, отличить реальное от нереального. Тот коп, что спрашивал меня про Ноэль и про
— Хлоя, — произносит он.
Я киваю.
— Ты рассказывал, как твоя мама теряла сознание и отец постоянно чувствовал слабость. Это из-за тебя?
— Да.
Я на секунду отвожу взгляд от Джона. Впервые в жизни боюсь его. Знаю, что у меня к нему много вопросов, но сейчас я могу лишь представить Джона перед его домом. Он и я, и у меня мокрые волосы, и земля уходит из-под ног, и я зла на весь свет, что он лишает нас этого мгновения, этой радости, этих объятий.
— Он оставил мне книгу. «Ужас Данвича». Я не смог понять зачем. Понял только, что он превратил меня в монстра.
И как-то сразу страх исчезает. Я знаю, кто такой Джон и кем он быть не может. Смотрю на него.
— Джон, ты не такой. Ты не монстр. Что бы он с тобой ни сделал, мы сумеем это исправить.
— Я не знаю как, Хлоя. Я долгие годы пробовал. Ради тебя. Я с ума сходил, все думал, что, если бы рассказал о своих чувствах раньше, если бы у меня хватило смелости, ничего бы не случилось. Блэр не поймал бы меня. И мы с тобой…
Представлять, как он скитался в лесах, это уж слишком, и я отгоняю от себя это видение. Я говорю, что виноваты мы оба. Я нервничала из-за того, что неожиданно стала кому-то дорога, и не знала, что с этим делать. Я оказалась не готова к тому, что кто-то считает меня такой удивительной.
— Мне не хватило смелости услышать это, — говорю я.
Вот так всегда. Когда мы общаемся в Сети, я болтаю без умолку. А когда оказываемся в одной комнате — молчим. Так было в том домике. Наше молчание нельзя назвать неловким. Оно тяжелое, вязкое. Оно — наше понимание того, откуда мы оба.
— Джон, даже после твоего возвращения, когда ты не захотел встретиться со мной…
— Не смог встретиться с тобой, — перебивает он. — Хотел. Но не смог.
— Не встретился, — говорю я. — Именно так все и получилось. Похоже, так всегда и получается. И как бы мы ни были близки…
— Есть кое-что, разделяющее нас, — заканчивает он.
Мои ладони касаются стекла напротив его ладоней. Мы никогда не подходили друг к другу так близко. Я отчетливо вижу поры на его щеках, адамово яблоко, вены на шее, маленькие черные крапинки в зрачках, ресницы, губы. Не важно, что нам хочется. Это ничто по сравнению с тем, что есть.
Он кивает на стул. Я сажусь со своей стороны, он — со своей. Как заключенные. Мы и есть заключенные.
— Я должна знать, Джон. Это был ты в Провиденсе?
Он затягивает песню, тот рекламный джингл в мебельном магазине «Алекс». Я и забыла, каким он может быть забавным, забыла, как смеялась над ним от души. Потом наступает отрезвление, и момент трансформируется во что-то другое. Это
— Не нужно мне было это делать. Просто я скучал по тебе и очень хотел услышать твой голос. Мне жаль. Прости.
— Джон, я до сих пор не понимаю. Ты мог мне написать. Мог рассказать про это… чем бы оно ни было.
— Но я не знаю, что это.
— Но ты знаешь
Он сжимает кулаки.
— Самое трудное на свете — находиться вдали от тебя. Я знал, что все к этому идет. Думал, ладно, сумею встретиться с тобой, поговорить, но тогда мне пришлось бы рассказать, как я запутался. Я боялся подвести тебя, как подвел в детстве.
— Нет, Джон. Ты меня не подвел. Я думала, что мы всю жизнь будем вместе. Я всегда считала, что это я подвела тебя. Когда ты исчез, я ночей не спала. Я так по тебе тосковала. А потом изменилась. Почувствовала, как это происходит. Это было ужасно, Джон. Как в фильме ужасов. Я чувствовала, как отдаляюсь от тебя, становлюсь взрослей, выгляжу иначе. Смотрела в зеркало и понимала, как давно тебя нет. Было тяжело… больно.
— Прости, Хлоя.
— Нет, — говорю я. — Мы снова вместе. Как прежде. Ты вернулся, Джон.
— И да, и нет, — отвечает он, и я вижу боль в его лице.