Проза Чехова: проблемы интерпретации

Продолжение «Степи» не было написано, но концепция, присутствовавшая в замысле этой повести, была положена в основу тех произведений с другими героями и иными сюжетами, которые Чехов создал в 1888-1889 го-

56

дах, накануне поездки на Сахалин. Вряд ли мы можем сейчас сказать, какие причины заставили Чехова отказаться от задуманной работы над продолжением «Степи». Очевидно одно: над теми проблемами, с которыми должен был в будущем столкнуться Егорушка Князев, уже сейчас бьются взрослые герои Чехова, такие, как рассказчик «Огней», писатель и врач, как доктор Овчинников в «Неприятности», как студент Васильев в «Припадке».

«Неприятность» (1888) по своему построению близка к «рассказам открытия». Но по сравнению с «Тапером», «Переполохом», «Следователем» техника подобного типа рассказа, разумеется, усовершенствовалась, и автор не просто заставляет героя задуматься, то есть выводит его из житейской и умственной инерции, но и ведет дальше.

Событие, послужившее толчком для начала работы сознания героя рассказа, выглядит как житейская мелочь: земский врач Овчинников, не сдержавшись, ударил фельдшера, который явился на службу пьяным. Казалось бы, сюжет для еще одной юмористической сценки из жизни сельских эскулапов, не больше. Но рассказ строится таким образом, чтобы показать, как постепенно усложняется, запутывается «вопрос», казавшийся поначалу простым, и как столь же постепенно герой приходит к осознанию невозможности «решить» возникший вопрос, хотя поначалу ему кажется (а окружающие в этом до конца уверены), что существует множество готовых, стандартных его решений.

В некоторых истолкованиях рассказа «Неприятность» обнаруживается подход, вообще характерный для интерпретаций чеховского творчества. Рассказ словно бы не дочитывается до конца, за конечный авторский вывод выдается промежуточный вывод персонажа.

Так, несколько страниц уделено «Неприятности» в интересной в целом монографии И. Гурвича «Проза Че-

57

хова». Исследователь объединяет «Неприятность» с рядом других произведений Чехова. Он показывает, как само выражение «решить вопрос», настойчиво повторяясь, переходит из рассказа в рассказ. Но в чем суть вопросов, решаемых героями Чехова? По И. Гурвичу, углубление «вопроса» в «Неприятности» - это углубление характеристики фельдшера, виновника случившейся неприятности. Сначала, мол, тот предстает в весьма непривлекательном виде, а затем в одном из рассуждений доктора дан обобщающий социальный портрет «среднего человека», в свете которого все недостатки фельдшера получают социальное объяснение. «Внешне простой практический вопрос оборачивается вопросом социальным; трудность его решения получает свое объяснение» ¹.

Интерпретатор останавливает свое толкование на словах доктора о «среднем человеке» (7, 155). Но в ходе рассказа это явно промежуточная ступень рассмотрения «вопроса». После рассуждения о «среднем человеке» следует еще большой эпизод с председателем управы (три страницы из восемнадцати, на которых уместился весь рассказ). Согласно И. Гурвичу, суть случившейся неприятности - это закономерный бунт среднего человека, представителя трудящейся массы, и несправедливое по отношению к труженику-фельдшеру решение: не может быть примирения между зависимым фельдшером и представителем власти - доктором.

Такого рода прямолинейные пути отыскания социально значимых элементов творчества Чехова можно встретить, разумеется, не только в названной работе и не только при толковании «Неприятности». Они не просто основаны на сомнительной методологии (рассказ прочитывается «не до конца», выигрышно, с точки зрения интерпретатора, звучащий монолог персонажа вырывает-

58

ся из контекста). При этом истинный социальный эквивалент чеховского произведения оказывается просто неизвлеченным.

Между тем к 1888 году у Чехова уже сложились свои принципы трактовки социальной темы, в частности - изображения положения человека зависимого, трудящегося. Об этом говорят такие его произведения, как «Ванька», «Тоска», «Злоумышленник», «Враги», «Спать хочется».

Так, в рассказе «Спать хочется», написанном за несколько месяцев до «Неприятности», явственно выделяются два слоя материала и его обработки. Первый - описание одного дня из жизни несчастной, задерганной хозяевами тринадцатилетней Варьки. Читателю буквально передается физическое ощущение изнеможения, которое испытывает эта маленькая раба, ее желание бросить все и хоть ненадолго уснуть.

Если бы в рассказе присутствовал только этот слой, и в таком виде он вызывал бы сочувствие к труженику и негодование против хозяев жизни. Читателю чеховских рассказов понятны и близки страдания Варьки и Ваньки Жукова, тоска Ионы Потапова, горе доктора Кирилова.