Проза Чехова: проблемы интерпретации

Конкретные проявления зла, как и добра, не поддаются подведению под общие, шаблонные категории, которыми пробует оперировать герой. Это более всего делает «вопрос» сложным и непонятным для Васильева, заставляет его менять оценки, например, отношение

78 к приятелям, и в конце концов все более запутываться в сложности «вопроса».

В «Припадке» еще отчетливее, чем в «Неприятности», проблема осознания действительности связана с проблемой поступка, действия, вытекающего из такого осознания. Бессилие «сориентироваться» в вопросе ведет к бессилию в выборе действия для его решения.

Какие дела могут спасти «всех тех женщин, которых он сегодня видел»? - пытается решить Васильев, человек максималистского склада, «гаршинской закваски»¹. Ход рассуждений героя показателен. Вначале он делит все известные ему попытки спасти женщин на «три группы» и приходит к выводу, что все эти средства «невозможны».

Затем, продолжая «изощрять свою фантазию», герой «поставил вопрос иначе» и пришел к выводу, что «надо спасать мужчин». Затем ему кажется, что он нашел «единственный выход» - апостольство. Наконец, Васильев делает вывод, что апостольство не для него, «человека робкого и ничтожного», и что истинное апостольство предполагает не только проповедь, но и дела.

Круг замкнулся, герой вернулся к тому вопросу, с которого начал: какие «дела» могут спасти женщин? Чехов изображает движение мысли героя по замкнутому кругу, скрупулезно прослеживает его метания, непоследовательность, смену позиций - продолжая опыт, начатый уже в «Неприятности», а еще раньше - в драме «Иванов».

На этот раз бессилие разобраться в жизненном вопросе показано как причина мучительной душевной боли, припадка и едва не совершившегося самоубийства. Герой проведен от состояния экстаза, вдохновения, «когда

79

ему казалось, что вопрос решен», - к усталости, отчаянию из-за своего бессилия, сознанию своего ничтожества и в конце концов к ни с чем не сравнимой боли. Чехов дал в «Припадке» свою, медицинскую и художественную версию того, почему мог покончить с собой человек типа Гаршина. Его герой едва не бросился вниз головой с моста «не из отвращения к жизни, не ради самоубийства, а чтобы хотя ушибиться и одною болью отвлечь другую».

Студент-юрист Васильев, инженер Ананьев, студент-строитель Штенберг, врач Овчинников, помещик Иванов - все эти герои произведений 1888 года принадлежат к одному и тому же типу людей, который больше всего интересовал Чехова на всем протяжении его творчества. Лучшую характеристику своих героев и авторского отношения к ним Чехов дал в письме, в котором он пытался растолковать Суворину, а через него режиссеру и актерам Александрийского театра смысл своей пьесы «Иванов».

Прежде всего (и понять это труднее всего было деятелям театра, критике и публике, а в самой пьесе - таким персонажам, как доктор Львов, Сарра, Саша) Чехов подчеркивал, что он создавал своих героев не как объект восхваления или осуждения, не как положительный или отрицательный пример, не как «подлецов» или «великих людей». Герои Чехова, по убеждению самого писателя, не воплощение «предвзятых идей», а «результат наблюдения и изучения жизни» (П 3, 116) .Из этого следует, что высказывания и поступки героя лишь симптомы взаимодействия между его натурой и той жизненной ситуацией, в которой он оказался, а не манифестации авторских представлений о должном и недолжном.

Это важно еще раз подчеркнуть, так как во многих интерпретациях «Припадка» герой рассказа Васильев представляется чуть ли не как нравственный идеал писателя, как «положительный герой» чеховского творче-

80

ства. Разумеется, Васильев для Чехова привлекательнее тех, кто равнодушен к «проклятым вопросам», он, как и Иванов, «натура возбуждающаяся, горячая, сильно склонная к увлечениям, честная и прямая». Несомненно и то, что «наблюдение и изучение», результатом которого явились эти персонажи, Чехов проводил и над собой и вложил в них немало личного. Однако введение в образ персонажа каких-либо черточек личности автора не означает в мире Чехова намерения сделать этот персонаж рупором авторских идей.

Как и в «Иванове», для Чехова в первую очередь важно проследить, как герой с подобными потенциальными чертами приходит к той главной перемене в своем восприятии и отношении к жизни, которая происходит незаметно для него самого и для окружающих и которая определяет затем судьбу героя.