Проза Чехова: проблемы интерпретации

Как видим, индивидуализирующий метод, который демонстрирует в своем портрете «нынешней молодежи» Николай Степанович, не сводится лишь к фиксации отдельных наблюдений, он ведет к выводам обобщающего, оценочного характера.

Но это обобщения не относительно сути конкретных вопросов - например, в данном случае переселенческого вопроса или вопроса о том, каков оптимальный возраст для вступления в самостоятельную научную деятельность (вопросов, которые неверно решаются студентами), а относительно путей мышления и поведения. Смысл обобщения и оценки при этом - различение правильной и неправильной постановки вопросов. Чеховская индивидуализация тесно связана с гносеологическим аспектом его произведений.

И парадоксальное на первый взгляд замечание профессора о том, что «ветхость университетских построек, мрачность коридоров, копоть стен, недостаток света, унылый вид ступеней, вешалок и скамей в истории русского пессимизма занимают одно из первых мест на ряду причин предрасполагающих.» (7, 257-258), также находится в соответствии с индивидуализирующим подходом к явлениям. Этот подход не даст исчерпывающей и окончательной характеристики причин «русского пессимизма», но обязательно укажет, что должно быть учтено в такой характеристике и без чего эта характеристика недостаточна.

Логика смелых высказываний Николая Степановича о театре, о литературе (до сих пор шокирующих многих интерпретаторов «Скучной истории») также полностью выдержана в духе индивидуализирующего метода: современный театр нельзя назвать школой, ибо. И далее

102

перечисляются на первый взгляд случайные и несущественные приметы современного театра, мешающие герою признать воспитательное значение этого вида искусства: в театрах невозможно найти стакана чистой воды, в театральных гардеробах приходится платить чаевые, актеры опутаны театральными традициями и предрассудками.

И здесь, кстати говоря, наглядно видно, как недостаточно, характеризуя метод Чехова, отметить, что в его описаниях на равных правах с существенным присутствует несущественное, и объявить на этом основании чеховский метод «случайностным». Еще раз подчеркнем: индивидуализирующий метод включает в характеристику предметов и явлений не просто «случайные» приметы, а те, которые должны быть обязательно учтены для того, чтобы характеристика была правильной. Единичное («случайное», по другой терминологии) в индивидуализирующем методе не безотносительно к «сердцевине», к главному, а прямо с ним связано. Только это главное и характер связей должны быть поняты не как нечто найденное и априорно известное, а как непрерывно и

напряженно искомое.

Итак, на протяжении повести мы не раз видим, что герой уверенно владеет индивидуализирующим подходом, применяет его к разнообразным жизненным явлениям, сознательно противопоставляя его тому подходу, который оперирует «общими местами». И лишь один раз, когда герою следовало применить этот подход к самому себе, понять, что и для него никакая «общая идея» не есть решение, последовательность ему изменила, в поисках спасения он обратился именно к мысли об «общей идее».

Надежда героя на спасительность «общей идеи», таким образом, противоречит интеллектуальному строю его личности. Но не только. Из этого вытекает неверная оценка старым ученым своего жизненного пути.

103

В «Скучной истории» прошлое освещает все в настоящем; сегодняшние мысли и оценки героя корректируются его прошлой жизнью. Прошлое воспринимается героем как нечто чуждое, слава, думает он, обманула его. Иными словами, в решении вопросов жизни и смерти, которые встали перед героем в последние месяцы, ни слава, ни известность, ни заслуги не помогают. Но эта психологическая отчужденность старого человека от своего «имени», от прошлой жизни не отменяет в глазах читателя значительности этой жизни и созданного ею «имени». В одном месте Николай Степанович роняет замечание: «Последние месяцы моей жизни, пока я жду смерти, кажутся мне гораздо длиннее всей моей жизни» (7, 305). Вот так же, понимает читатель, для героя гипертрофируется значение мыслей, приходящих в эти месяцы, по сравнению со значением всей его жизни - «талантливо сделанной композиции» (7, 284).

Ясно, что человек этот прожил жизнь совсем не зря: могут быть неверными те или иные

его суждения и оценки, но его научные заслуги независимо ни от чего являются реальной ценностью. При этом, показывает Чехов, замечательный человек, выдающийся ученый Николай Степанович, когда он мог жить полноценной жизнью, заниматься плодотворной и полезной деятельностью, не видел необходимости в какой-то специальной «общей идее». Всю жизнь им руководило, очевидно, сознание того, что, служа науке, он служит человечеству и прогрессу.