Читатель может спросить: если Гинзбург полагала, что структура личности замысловатым образом предопределяется средой, почему она не пожелала отбросить традицию мужской эстетической позиции, унаследованную от Вейнингера и литературы прошлого? Если учесть, что Гинзбург заключила этический договор со словом (слова отражают и обязаны отражать действительность, завоевываются ценой опыта и страданий), почему же она как бы нарушает этот договор, фикционализируя свой гендер и сексуальную ориентацию? Видимо, разгадка такова: хотя в повседневной жизни Гинзбург, должно быть, употребляла, говоря о себе, грамматические формы женского рода, на свою позицию в любви и литературе она все же смотрела через призму культурных моделей, где под субъектной позицией по-прежнему понималась преимущественно мужская точка зрения. Тут вспоминается сентенция Шатобриана, которая очень нравилась Гинзбург (в том виде, в каком ее привел Пушкин в письме к другу, сообщая несентиментальным тоном о своей скорой женитьбе): «Счастье можно найти лишь на проторенных дорогах» (Il n’y a de bonheur que dans les voies communes). В глазах Гинзбург единственная «ценная» и «полная» любовь – та, которая уже была сконструирована в литературе и обществе с мужской точки зрения. Она цитирует слова анонимного лица, которое именует «NN»: «Любовь – не женское дело: если хотите, не женского ума дело»[737]
. Выбор Гинзбург также говорит о том, что желание изобразить опыт, казавшийся ей типичным в социально-психологическом плане, преобладало у нее над желанием быть радикальной.Но творческие решения Гинзбург могут порождать явные неувязки. В
Решение Гинзбург изобразить лесбийские отношения по гетеросексуальной модели сужало «охват изображаемого», как назвала бы это она сама[738]
. Например, есть что-то недоговоренное в объяснениях того, что препятствует отношениям Оттера и Ляли, – объяснениях одной из причин того, что Оттер и Ляля отдаляются друг от друга. Решение Гинзбург изобразить собственный опыт глазами автобиографического героя мужского пола влечет за собой и другое последствие – ее критические выпады в адрес женщин становятся жестче. Если бы она изобразила Оттера в образе женщины, то могла бы создать положительного персонажа женского пола – персонажа в большей мере положительного, чем этот же персонаж в образе мужчины, поскольку эта фигура могла бы стать образцом для движения к самореализации и преодоления традиционных гендерных стереотипов. Тогда Гинзбург могла бы показать препятствия для самореализации Оттера не как помехи, которые он сам себе создает. Но давайте вспомним, что альтер эго Гинзбург был «равнодушен» к «гуманным романам о беспощадности общества»[739]. Таким образом, Оттер – а он соответствует всем стереотипным представлениям о мужчинах, когда командует Лялей и читает ей нотации, – становится лишь еще одним глашатаем «беспощадности» общества.