Я не писала, чтобы не чувствовать себя больной, вот что. Слишком напоминает о том, как мне (предположительно) было плохо. Я не могу сказать со стопроцентной уверенностью, что сейчас мне хорошо, просто теперь это неважно. Может быть, в этом и заключалось выздоровление. Или я просто переросла, не знаю. Перед тем, как писать это, я честно открыла свои старые записи и обалдела от их количества. По всей видимости, я была какая-то дерганая и очень несчастная. Сейчас все настолько иначе, что я себя там просто не узнаю. По крайней мере, теперь мне… нет, я не могу сказать, что мне спокойнее, просто я тверже стою на ногах и меньше думаю о том, что будет завтра. Как и о том, что было вчера.
Вчера, между тем, мне написали, что змея умерла. Я не поехала бы к ней на похороны, даже если бы захотела – не успею вернуться до конца выходных, да и деньги на билеты выкраивать особо не из чего. Марселла пишет, что последние полтора месяца она только и делала, что сокрушалась по поводу моего отъезда и повторяла, какая я образованная и талантливая. Да, она свела меня с Марселлой, но попутно лечила мою предполагаемую звездную болезнь и ничегошеньки не сделала, когда меня выгнали. И, видимо, она даже не знала, что это было нехорошо.
И да, пожалуй, я могу еще раз десять повторить себе, что если бы не она, может быть, я бы тут сейчас не сидела. У меня бы не было своей комнаты, новых вкусно пахнущих книжек и окна, из которого я вижу старинное здание своего факультета. Но это один из тех вопросов, которые мой мозг не умеет решать однозначно и тяжело переваливается с полушария на полушарие. Так можно бесконечно оправдывать одно другим, и никто никогда не будет виноват, потому что в конце концов все было хорошо.
Написала бы что-нибудь пафосное на тему «я не умею прощать», но это как-то даже некрасиво. Я просто предпочла бы, чтобы змея не обращалась со мной так, как она это делала. И чтобы после всего этого она вообще обо мне не говорила, потому что я не люблю, когда обо мне врут. Исправить это уже нельзя. Вот и вся проблема.
Само собой, у меня возникает идиотская мысль о том, что это все, должно быть, символично. Вещи здесь вообще складываются довольно странно – даже как-то страшно об этом думать. Я могу лениво подумать о чем-то, не найти ответа и услышать его через минуту в коридоре, когда его кто-нибудь проорет на весь факультет. Или по радио. На меня сыплются люди, разделяющие мои вкусы. Я думаю о том, что следующая книга в списке литературы идиотская, и нам внезапно заменяют ее на другую. Я думаю о том, что мне не нравится кто-то на факультативе, и этот кто-то выбирает другой факультатив. Если бы Марселлины письма с берега не продолжали связывать меня с действительностью, я бы подумала, что я как-то самопроизвольно попала в рай.
Да, у меня по-прежнему немного звенит в голове, когда я об этом думаю, но у меня сейчас этап, которым стоит наслаждаться. Чего и вам желаю. Поверьте, у вас так быстро пройдет эйфория, если вы влюбитесь по-настоящему, что вам каждую минуту стоит бить себя по голове и говорить – время подходит к концу, поэтому сделаем еще один бульк в эндорфиновый бассейн.
Я очень боюсь выгореть, если честно. Это со мной тоже случалось. Все равно что маниакально истратить все семейные сбережения за пятнадцать минут и ближайшие месяцы сидеть на хлебе и воде. Если говорить о Райдере, я сейчас чувствую так много, что для меня это даже слишком. Такое впечатление, что я могу все.
Может быть, в этом году Новый год даже будет на что-нибудь похож. Я еще не вполне отошла от прошлой зимы, когда нас завалило снегом, как муми-троллей – но местные говорят, что здесь такое в порядке вещей. Снег выпадает рано, лежит долго, зима не клинически холодная, но длинная. Это определенно делает меня счастливой. Там, откуда я родом, можно было по два-три месяца собираться купить себе новую шапку, но так и не покупать, с удивлением наблюдая, как вокруг становится все теплее и теплее. Зима с дождями и непролазной жидкой грязью – это почти самое отвратительное, что может быть в природе.
По части праздников я конформист. Если уж Новый год, то давайте мне елку, снег и подарки. И, возможно, даже семейные посиделки – хотя в этом году получится вряд ли, и я не знаю, радует меня это или нет. Мои родители несколько дней как уехали. Еще два-три месяца друг без друга с терапевтической точки зрения будут полезны.
Да, серьезно, мои родители приезжали. Видимо, они решили, что сама я не приеду (я действительно не приеду, и не потому, что не хочу, а потому что не вполне в настроении сутки трястись в поезде ради двух дней дома, в комнате, которая мне не нравится).