Псих

Завтрак – отдельная песня. Он настолько прекрасен, насколько вообще может быть прекрасна еда. Там всегда пятнадцать тысяч блюд, включая блинчики, варенье, мед, творог, идеально круглую яичницу и так далее – я не в состоянии все это перечислять и не хотеть есть. Когда я не в столовой, я вечно хочу есть. Вообще не помню, чтобы раньше со мной такое происходило. Еще, по идее, мне нужно купить новые линзы, потому что я плохо отличаю симпатичных парней от несимпатичных, и всматриваюсь во всех без разбора – со мной даже нервно здороваются из-за этого.

Глупо, но одна из прелестей университета для меня в том, что никто не пишет на доске. А если и пишет, то гигантскими буквами, которые увижу даже я. В школе у меня вечно раскалывалась голова, потому что, согласно медицинскому заключению, мне можно было сидеть хотя бы за третьей партой (где я провела какое-то время), но я и оттуда ничего не видела. Вы сейчас будете смеяться, но окулист мне не верил и считал, что у меня дефицит внимания. Я не видела и не вижу таблицу для проверки зрения – я наивно думала, что учить ее наизусть или угадывать буквы глупо, потому что мы тестируем не память и не интуицию.

1) Маленькой мне было всегда страшно идти на проверку, потому что с каждым походом я видела все хуже и хуже, и мне казалось, что я плохой ребенок и подвожу доброго врача, который старается мне помочь. Добрые врачи думали, что я выделываюсь, и пытались кормить меня конфетами, чтобы я называла правильные буквы.

2) Лет в четырнадцать, когда меня решили освободить от физкультуры (я не увижу хренов мяч, если он будет лететь мне в лицо!), старый дедушка-врач заявил, что: а) мне еще рожать, б) я могу не пытаться его обмануть. Я не знаю, как одно связано с другим.

3) В университете я попробовала новую стратегию – я честно пыталась называть якобы те буквы, которые я якобы вижу (было как-то странно, что вся таблица состояла из Ш и Ь). Здесь пожилая женщина сурово сказала: «Ничего ты не видишь» – и отправила меня за «отвечающей действительности» справкой в мою больницу. То есть к дедушке, который считает меня не желающей размножаться лгуньей.

4) Пока они разберутся, кто прав, я ослепну, решила я и больше ни к кому из них не ходила.

В моей куриной слепоте меня действительно беспокоит, пожалуй, всего одна вещь – я не здороваюсь с семьюдесятью процентами людей, которых знаю, потому что слишком поздно успеваю их рассмотреть. Приходится делать вид, что я опасный мизантроп – но в случае с преподавателями может выйти боком (потому что среди них попадаются действительно опасные мизантропы).

В каждой истории должно быть «если бы не», иначе не будет истории. Мое существование здесь было бы идеальным, обучение – стопроцентно эффективным, а душевное состояние – безмятежным, если бы не два обстоятельства. Первое обстоятельство, естественно, критик, который не затыкается с тех пор, как я позвонила Райдеру. Райдер сказал, что он ничего не понял и все равно собирался уезжать, но не знал, как мне сказать об этом. Я не знаю, почему он должен был как-то по-особенному говорить мне об этом, если я сама уже столько времени сижу на другом конце страны.

В тринадцать лет я представляла себе его где-нибудь далеко и пыталась убедить себя, что он думает обо мне. Теперь я понимаю, что, находясь далеко от дома, вообще мало о чем можешь думать. Тем более о тринадцатилетних девочках. Я не могу сказать, что о нем не думала – первое время было очень плохо, а потом расстояние стало методично отчищать все лишнее от тяги вернуться назад или позвать его сюда. Критик неутомимо говорит мне, что я бессовестная эгоистка. Я ничего ему не говорю, потому что я и так это знаю – несмотря на все позитивное мышление в мире, несмотря на все аутотренинги. Я эгоистка, да. Надо с этим как-то жить.

Второе обстоятельство – я с удовольствием бы сказала, что это опасный мизантроп, но, по-моему, это просто идиот. Все любители психологических игр и преданные поклонники Робина Уильямса, считающие, что нужно ловить момент – идиоты. (Это про преподавателей – к нормальным людям тезис не относится.) Плюс ко всему, это довольно красивый идиот (Гилдерой Локхарт?). Что поразительно, у него интересные лекции – первое время я слушала, записывала и особо не рассматривала. Потом началась дурь.

Нужно было написать письменную работу с ответами на простые теоретические вопросы. Все получили тройки, кроме одной девочки, которая соединила все ответы в один сплошной текст. К тексту у меня претензий нет, он действительно вышел логичный. Мы переглянулись и забыли. В следующий раз повторилось то же самое, но пятерки на этот раз были у двух девочек – у прежней и у новой, которая ответы написала в корявых стихах. Мне стало весело, и к ответам на следующие контрольные вопросы я приписала, что если креатив является обязательным условием получения хорошей оценки, то это стоит указывать в требованиях к работе, а если нет, то мне хотелось бы услышать более развернутые комментарии моей оценки.