Психологический рисунок личности, или Как разбираться в людях

Для истероида важна не сама философия, а все, что вокруг нее, общение по ее поводу. Для паранойяльного философия – основа и оправдание его опасной или полезной для общества деятельности. А сама по себе философия, сложная, непонятная, трудоемкая и для обывательского большинства «никчемная тень», эпифеномен («плесень»!), по-настоящему овладевает лишь умами шизоидов.

Творчество

Творчество шизоида не предусматривает сиюсекундной и даже сейчасной прагматической отдачи. Вот и упоминавшийся чуть выше Герон сотни лет назад увидел, что висящий над огнем чайник отклоняется в сторону, противоположную струе пара. Повернул носик на чайнике из положения «вертикально» (по отношению к стенке чайника) в положение «горизонтально» – чайник над огнем завертелся. Нам, «умникам задним умом», теперь понятно, что это реактивное движение. И Королев его использовал для ракет. Прагматичнее не придумаешь. Но придумалось через многие сотни лет. Так что шизоиды творят впрок. Из банка их вечных идей черпают сегодня заводские технологии.

Творчество шизоида – свободно витающее. От темы к теме, по ассоциациям. Процесс творческого мышления беспрерывный. Их инсайты не столь ярки, шизоиды не придают им такого значения, как паранойяльные. Но инсайтов много, они мерцают, как звезды, далекие от нас, и через такое же количество световых лет они будут использованы прагматиками.

Шизоид творит не для человечества, а для себя и для таких же умников. Поэтому он часто творит «в стол». Никому не показывает. Ему интересно, и все. Ему не надо сдвигать горы. И не надо сталкивать друг с другом классы, массы и сословия. Не надо завоевывать страны и даже не надо «завоевывать друзей». В крайнем случае, дотошный историк науки, считает шизоид, вытащит на свет божий фолианты и отыщет в них его бриллианты. Это истероиду невыносимо творить в стол.

В то же время творчество шизоида часто безответственно. Ему интересно. И он не только утоляет жажду познания и творит за счет народа и государства, но и может натворить дел. Вот и такое порождение шизоидных гениев, как трансплантология. Вроде бы спасать людей. Но кто же не знает, что трансплантология – это пересадка органов от бедных к богатым? А шизоиды, как дети в песне Вадима Егорова: «Есть такой порошок, с ним взлетать хорошо, называется порох». Вот они и изобретают чертовы колеса; а потом все из-за них взлетают, и не на воздух, а вовсе в безвоздушное пространство. (См. также про вымышленного Булгаковым профессора Персикова в «Роковых яйцах» и про невымышленных Теллера и Сахарова с их разработками водородной бомбы.) А ведь мы уже предупреждали, что результаты творчества гениальных шизоидов попадают в руки психопатических политиков. Что было бы, если бы Гейзенберг «вовремя» сделал атомную бомбу Гитлеру? Но Гейзенберг не сделал бомбу, а сделал вид, что делает ее. Ему мы обязаны относительно благополучным исходом войны. Он-то хорошо понимал, что «Чингисхан с телеграфом страшнее Чингисхана без телеграфа». Процитированная фраза принадлежит Герцену, который еще не подозревал о делении людей на шизоидов, паранойяльных и прочих…

Главное в творчестве шизоида – парадоксальность.

«И гений – парадоксов друг». Что такое парадокс? «Казалось так, а оказалось так!» Причем казалось большинству, почти что всем, а то и просто всем.

Ведь всем было ясно, что Солнце вертится вокруг Земли. Ведь просто же. Солнце встает на востоке, а заходит на западе. Как же можно было иначе думать, если Солнце одно и то же (предположить, что их много, еще труднее). А шизоидному Копернику, вопреки мнению всеподавляющего большинства, стало ясно, что Земля вертится вокруг Солнца.

Всем «ясно», что счастье в том, чтобы обладать. А Фромму показалось: в том, чтобы быть (и он показывает, что это действительно так).

Всем было «ясно», что нашей психикой управляет сознание, а Фрейд доказал, что часто, очень часто, сознанием правит бессознательное…

Всем кажется, что цивилизация – благо, а Руссо звал назад к природе. Все считали, что знание – сила, а Экклезиаст полагал, что в многия мудрости – многия печали, и тот, кто умножает знание, тот умножает скорбь.

Все считали, что страдание – плохо, а Франкл убеждает, что в страдании рождается глубинное понимание жизни. В этом ключе я переиначил процитированную фразу Экклезиаста так: в многия печали – многия мудрости (получился как бы парадокс на основе парадокса). В этой книге, как убеждается читатель, мелькают и мои парадоксальные высказывания (учусь!). Вот о паранойяльном: «для него новый друг лучше старых двух». Вот о психастеноиде: «семь раз отмерит и ни одного раза не отрежет». Об истероиде: тот «грешит, чтобы каяться». А вот о псевдонаучности в психологии: «глубина пустоты»…