Психологический рисунок личности, или Как разбираться в людях

Если паранойяльный испытал инсайт, озарение, то всему конец, с позиции усмотренной им истины все другие противоречащие ей мысли отметаются как неистинные, вредные для человечества.

Всем людям свойствен творческий инсайт, озарение, догадка. Но паранойяльный свой инсайт возводит в абсолют, для него это уже и не инсайт, а Инсайт или даже ИНСАЙТ. И все теперь работает на подкрепление этого инсайта, все аргументы «за» подшиваются, все аргументы «против» выбрасываются в корзину. Он не склонен к самокритике и принятию критики его предложений со стороны, к экспериментальной проверке своих позиций. Если паранойяльный испытал инсайт, озарение, то всему конец, с позиции усмотренной им истины все другие противоречащие ей мысли отметаются как неистинные, вредные для человечества, и тогда – как в гимне Советского Союза: «и Ленин великий нам путь озарил». Он склонен к презумпции невиновности своей системы и виновности других систем. Для него гениальность его системы самоясна, как его паранойяльным же противникам самоясна ее вздорность. Два паранойяльных в этом споре напоминают двух слепо-глухих. Но отнюдь не немых. Ибо они ничего не видят, ничего не слышат, кроме своей позиции. Но в отличие от «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», они не говорят, а выкрикивают свои тезисы, будь это антикатолические тезисы Лютера, тезисы Маркса о Фейербахе или апрельские тезисы Ленина.

Часто паранойяльный, в отличие от психастеноида, эпилептоида и даже шизоида, разрабатывает свою систему неподробно, он не склонен продумывать «мелочи». Когда ему задают вопросы: а это как? не будет ли здесь трудностей? – он заявляет, что это детали. А детали – это не его задача. Его задача – дать генеральную линию, направление, парадигму. В то же время часто дело в деталях.

Он зачастую не ставит даже мысленного эксперимента: а как будет, если не получится то-то или если появятся такие-то обстоятельства. Но добивается тем не менее введения своей системы на всем предприятии, во всем городе, во всей стране, во всем мире.

Это может быть очень опасным для нашего общества и даже человечества в целом. Паранойяльные организаторы науки атомщики, разрабатывая атомное оружие, не задумывались над тем, какую угрозу всему миру они несут, и не предполагали, что атомное оружие попадет в руки паранойяльных же политиков. Эта непродуманность чревата началом конца света. Ленин, движимый с виду добрыми чувствами к народу, безответственно взял власть, ввел госсоциализм и превратил благородную идею устранения капиталистической эксплуатации в ее противоположность. Он не продумал мелочи и не предвидел, что госсоциалистические чиновники учинят эксплуатацию, во много раз большую, да еще и Гулаг в придачу. Грандиозный эксперимент устраивается сразу на множестве людей, на стране, на человечестве. А когда начинаешь предупреждать паранойяльного об опасностях, он гневается.

Случается, паранойяльный принимается за художественное творчество. Тут он проводит опять-таки свои идеи, иногда в достаточно прямолинейной «невкусной», с точки зрения взыскательного «художественного совета», а то и вовсе безвкусной манере. Вспомним «Что делать?» Чернышевского.

Ну не его это, паранойяльного, дело – художественное творчество. Но он полагает, что его. И вот мы вкушаем прямодушный помпезный символизм. «Буревестник» или вот еще «Песня о Соколе». Данко, вырывающий свое сердце, чтобы светить людям. Но это все как бы ранний паранойяльный Горький. А потом помудревший, с дремучими усами, он будет писать «Клима Самгина», эпопею русской предреволюции, и ни звука о последствиях революции. Паранойяльный человек тоже обретает опыт и глубину.

Интероргтехника

Творчество паранойяльного часто (хотя и не всегда) хорошо организовано. Посмотрите на кабинет Ленина в Кремле.

Часто (хотя и не всегда) хорошо разработаны библиография, научный аппарат, цитирование со ссылками. У паранойяльного часто (хотя и не всегда) много интероргтехники (как и у эпилептоида, но в отличие от шизоида). Почему мы здесь несколько раз повторили «часто, хотя и не всегда»? Потому что пока он не цезарь, а брут или кассий, которым лавры цезаря не дают покоя, он заставляет себя аккуратно вести научный аппарат (чтобы потом получить возможность заставлять других).