Психология масс

Все подобные рассуждения, получается, требуют веры в свое содержание, но не предоставляют доказательств своей обоснованности. Они выдвигаются в качестве сокращенного результата более или менее длительного мыслительного процесса, который опирается на наблюдение, а также на умозаключения; тому, кто намерен проделать весь процесс самостоятельно, вместо того чтобы принимать готовый итог, указывается необходимый образ действий. Вдобавок всегда уточняется источник сведений, кроме случаев, когда знание само собою разумеется, как в утверждениях географии. Например, Земля имеет форму шара; в доказательство приводятся эксперимент с маятником Фуко[68], поведение линии горизонта, возможность обогнуть земной шар морем. Поскольку, как понимают все заинтересованные лица, нецелесообразно посылать каждого школьника в путешествие вокруг земного шара, мы довольствуемся принятием школьной премудрости «на веру», однако знаем, что путь к тому, чтобы удостовериться лично, остается открытым.

Попробуем подойти с той же меркой к религиозным учениям. Если задуматься над тем, на что опирается требование веры с их стороны, мы получим три ответа, на удивление плохо между собой согласующихся. Во-первых, они заслуживают веры, потому что уже наши первопредки им верили; во-вторых, мы обладаем доказательствами правоты веры, дошедшими до нас от незапамятных времен; в-третьих же, задаваться вопросами о доказательности догматов веры вообще возбраняется. В былые дни подобные поползновения строжайше карались, да и поныне общество встречает такие попытки не слишком доброжелательно.

Последний факт должен пробудить в нас сильнейшие сомнения. Такой запрет наверняка объясняется только той (единственной) мотивировкой, что общество вполне осознает беспочвенность притязаний, выдвигаемых религиозными учениями. Иначе оно, несомненно, с великой охотой предоставляло бы всем, кто желает убедиться самостоятельно в положениях веры, весь необходимый для этого материал. Учитывая все это, к анализу двух других доводов мы подходим поэтому с настороженным недоверием. Мы должны верить потому, что верили наши предки. Но те ведь были гораздо более невежественными, верили в то, что сегодня представляется нам неприемлемым; поневоле начинаешь думать, что сами религиозные учения тоже, пожалуй, относятся к такого рода фактам. Свидетельства, оставленные предками, содержатся в сочинениях, которые никак не выглядят достойными доверия: они изобилуют противоречиями, подвергались многочисленным правкам и фальсифицировались; в них сообщается о неких фактах, но без малейших подтверждений. Не помогает и то, что источником каких-то слов или содержания этих сочинений целиком объявляется божественное откровение; подобное утверждение само принадлежит к тем самым учениям, достоверность которых подлежит проверке, а ведь ни одно утверждение не может само себя доказать.

Так мы приходим к поразительному выводу: те сообщения нашей культуры, которые могли бы иметь для нас величайшее значение, которые призваны прояснить загадки мироздания и примирить нас со страданиями жизни, на самом деле фактически лишены подтверждения. Тогда как даже такой для нас безразличный факт, как, например, то, что киты рождают детенышей, а не откладывают яйца, мы никогда не решились бы просто принять на веру, не будь он подкреплен весомыми свидетельствами.

Такое положение дел само по себе – крайне любопытная психологическая проблема. Не следует думать, будто мои замечания относительно недоказуемости религиозных учений содержат в себе нечто новое. Это ощущалось во все эпохи, даже нашими первопредками, оставившими после себя данное наследие. Быть может, многие из них разделяли с нами те же сомнения, только над ними тяготел слишком большой гнет, чтобы они отважились высказываться вслух. С тех пор несчетное множество людей терзалось схожими сомнениями – и старалось те подавлять, поскольку считало веру своим долгом; многие блестящие умы надломились в этом конфликте, многие характеры сделались ущербными из-за компромиссов, путем которых нащупывался выход из положения.