Психология масс

В каждом случае смысл и назначение фетиша при анализе оказывались одними и теми же, раскрывались столь естественно и казались мне столь убедительными, что мне хочется распространить свое толкование на все без исключения случаи фетишизма. Заявляя, что фетиш заменяет собой пенис, я, конечно, кого-то разочарую; поэтому поспешу добавить, что это замена не какого-то отдельного, случайно взятого пениса, а вполне определенного, особого пениса, крайне важного в раннем детстве, но позднее утраченного. При нормальном развитии от него следовало бы отказаться, но фетиш как раз и призван предотвратить его исчезновение. Проще говоря, фетиш – это заменитель женского (материнского) пениса, в который когда-то верил маленький мальчик, не желающий – по известным нам причинам – отказываться от этой веры[95].

Значит, мальчик противится признанию того факта, что у женщин, как ему открылось, нет пениса. Это не может быть правдой: если женщина кастрирована, то и его собственному пенису угрожает опасность, против чего восстает та часть его нарциссизма, каковой Природа предусмотрительно снабдила этот специфический орган. В более зрелом возрасте взрослый человек, возможно, испытывает схожий страх, когда звучат возгласы, что престол и алтарь под угрозой, и следуют аналогичные нелогичные последствия. Если не ошибаюсь, Лафорг сказал бы в этом случае, что мальчик «скотомизирует» свое восприятие отсутствия у женщины пениса[96]. Употребление нового термина оправдано, когда он описывает новый факт или его выделяет, но тут дело обстоит иначе. Старейшее в нашей психоаналитической терминологии слово «вытеснение» вполне охватывает этот патологический процесс. Пожелай мы провести более четкое различие между судьбой представления и переменчивостью аффекта, сохранив слово «вытеснение» (Verdrängung) для последнего, то правильным немецким словом для судьбы представления было бы слово «отклонение» (Verleugnung). «Скотомизация» же кажется мне особенно неподходящим определением, так как подразумевается полное отрицание восприятия, как если бы некое зрительное впечатление попало на слепое пятно сетчатки. В ситуации, которую мы рассматриваем, очевидно, что восприятие, напротив, сохраняется и что предпринимаются целенаправленные действия для поддержания отрицания. Неверно думать, будто ребенок, понаблюдав за женщиной, останется в прежней уверенности, что у женщин есть фаллос. Он одновременно хранит эту веру и отвергает ее, достигая в конфликте между тяжестью нежелательного восприятия и силой встречного желания некоторого компромисса, который возможен лишь при господстве бессознательных законов мышления – первичных процессов. Да, в его понимании у женщин, несмотря ни на что, имеется пенис, – но уже не тот, каким был раньше. Нечто иное заняло его место, выступает своего рода заместителем и потому оказывается наследником того интереса, что был направлен на его предшественника. Вдобавок этот интерес необычайно возрастает, ибо страх перед кастрацией воздвигает себе памятник в создании этого заменителя. Кроме того, отвращение к настоящим женским гениталиям, непременная черта любого фетишиста, накладывает неизгладимое клеймо (stigma indélébile) имевшего место вытеснения. Теперь мы видим, что фетиш делает и чем подкрепляется. Он остается знаком победы над угрозой кастрации и защитой от нее; еще он не позволяет фетишисту превратиться в гомосексуалиста, наделяя женщин таким характером, благодаря которому она все-таки признается допустимым сексуальным объектом. В более зрелом возрасте фетишист приходит к выводу, что получает дополнительное преимущество от своего заменителя гениталий. Значение фетиша неизвестно другим людям, поэтому фетиш явлен данному индивиду, легко доступен, и от него нетрудно обрести желаемое сексуальное удовлетворение. Другим мужчинам приходится ухаживать и прилагать иные усилия, а фетишист добивается того же без каких-либо затруднений.

По всей видимости, ни одно существо мужского пола не избавлено от страха кастрации при виде женских гениталий. Почему одни люди становятся гомосексуалистами вследствие такого впечатления, другие защищаются посредством создания фетиш, а подавляющее большинство просто его преодолевает его, – этого мы, откровенно говоря, не в состоянии объяснить. Возможно, что среди всех задействованных факторов еще не удалось выявить те, которые имеют принципиальное значение для редких патологий. Приходится довольствоваться хотя бы сами фактом объяснения происходящего, а задачу объяснения того, почему что-либо пока не произошло, оставим на будущее.