Психология террориста: Почему люди начинают убивать ради идеи

Вот и все, что касается попытки найти ясные и убедительные ответы на основе анализа социальных причин. Нарисовать более полную картину поможет выявление причин личных. Выяснить последние по определению несколько сложнее, в том числе потому, что террористы редко откровенничают на эту тему. Конечно, каждый мечтает о том, чтобы при оценке его действий использовались возвышенные фразы – праведный гнев, возмущение несправедливостью, борьба за идеалы. Так террорист чувствует себя более значительной фигурой, а его борьба в его глазах выглядит благородно – ведь ради высокой цели можно пожертвовать и чужими жизнями. Личные причины, как правило, включают в себя желание признания или славы, стремление стать частью чего-то важного, порвать с прошлым, возвыситься в собственных глазах, найти цель жизни и новых товарищей, почувствовать азарт и получить определенный статус, связанный с новообретенным ощущением собственной избранности. Все эти понятия редко всплывают в признаниях террористов. Может быть, потому, что приятные ощущения от террористической деятельности отчасти умаляют ее мнимое благородство? Восхищался ли Патрик Крузиус Брентоном Таррантом? Хотел ли Крузиус, чтобы Таррант узнал о своем влиянии на него? Правда ли, что Крузиус вдохновился кровавой бойней, которую устроил Таррант, или действия Тарранта просто ускорили осуществление планов самого Крузиуса? Крузиус хочет, чтобы мы признали, что в основе его мотивации – глобальные «политические и экономические причины», а «вовсе не личные мотивы». Он пытается представить свои действия так, будто для него это тяжелое бремя, долг перед обществом, который нужно исполнить, несмотря ни на что. Похожие объяснения мы находим в размышлениях журналиста Грэма Вуда о тех, кто присоединился к «Исламскому государству»: «Они убеждены, что участвуют в борьбе, которая гораздо важнее их собственной жизни, и что сражаться за справедливость – это привилегия и радость, особенно если это еще и тяжелое бремя»{259}.

От радикального мышления к насильственным действиям

Как мысль о совершении насилия превращается в насильственные действия? Неизвестно. Намного легче составить длинный список факторов на основе чьей-то биографии, чем выяснить, как некоторые из этих факторов или все они вместе взятые влияют на человека каждую секунду, пока он движется по лабиринту собственных мыслей к насильственному экстремизму. По мнению Рэнди Борума, когда мы пытаемся понять, почему люди становятся террористами, приходится признать, что «разные пути и механизмы по-разному действуют на разных людей в разное время и, возможно, в разных условиях»{260}. Иначе говоря, все это очень сложно. Конечно, если выделить какой-то один фактор (например, идеологию, религию, личную обиду или праведный гнев), может создаться впечатление, что прочие факторы не имеют большого значения или вообще неважны. По поводу того, как следует рассматривать эту проблему, существуют серьезные разногласия, и, соответственно, каждые несколько лет звучат призывы к «переосмыслению» понятия радикализации. При этом ученые даже не успевают проверить, есть ли реальные перспективы у предыдущей старой модели или теории{261}. Даже самые точные и хорошо подобранные слова имеют несколько значений, из-за чего могут восприниматься неправильно. Читая о том, как люди вступают на путь терроризма, мы часто встречаем понятие «уязвимость», что в данном контексте означает восприимчивость или склонность к радикализации. Но криминологи Ноэми Бухана и Пер-Улоф Викстрём предлагают два разных подхода к осмыслению этого термина – восприимчивость с точки зрения «моральной и когнитивной уязвимости» и подверженность влиянию «радикализирующих условий»{262}. Иными словами, речь не только о том, к чему вы можете быть восприимчивы (и почему), но и о том, когда и где можете подвергнуться риску оказаться вовлеченным в террористическую деятельность.