Психология террориста: Почему люди начинают убивать ради идеи

И все же даже самому ревностному исследователю терроризма непросто предложить всеобъемлющий обзор работ на тему мотивации. Самые серьезные обзоры по-прежнему страдают тем, что Корнер и ее коллеги называют предвзятостью и неполнотой{327}. Возможно, было бы лучше рассмотреть другие вопросы, на которые мы могли бы ответить, продолжая наше долгое исследовательское путешествие. Впрочем, это можно рассматривать как очередную отговорку. Нельзя постоянно твердить, что все очень сложно, и ждать, что читатели воспримут это без возражений. На определенном уровне мотивация, конечно, имеет значение: важно идентифицировать различные факторы, стимулирующие радикализацию, а затем превращающие ее в действие. Выявляя эти факторы, мы начинаем осознавать, какую роль во всем этом играют обиды. Мы обращаем внимание на то, как эти обиды возникают и культивируются. Необходимо понять, почему и как определенные группировки привлекают потенциальных новобранцев, поскольку это имеет большое значение для профилактических мероприятий. Эти знания могут быть использованы для снижения привлекательности терроризма и информирования общества о стратегиях, используемых террористическими группировками для радикализации и вербовки. Таким образом, понимание мотивации имеет значение в самом прямом смысле. Бьорн Илер, норвежский борец за мир, выживший во время массового расстрела, устроенного Андерсом Брейвиком в 2011 году, говорит об этом так: «Хотя это в принципе иррационально и понять нечто настолько бессмысленное просто невозможно, все равно важно разобраться в том, почему преступник сделал то, что он сделал, и оправдал преступление перед самим собой, даже если я знаю, что для большинства это не имеет никакого значения»{328}. Эти факторы играют важную роль в политическом контексте, имеющем отношение к постановке стратегических целей и распределению ресурсов. Они пригодятся в контексте судебного расследования для решения таких вопросов, как ликвидация террористической сети, планирование и проведение допросов, а также обнуление или снижение привлекательности террористической деятельности. Например, социологическое исследование Бли, посвященное воинствующим правым расистам, выявило некоторые интересные различия между входящими в группировку мужчинами и женщинами. В отличие от «самолюбования», которое присутствует в рассказах мужчин о своей деятельности, женщины описывают участие в последней «как тяжкое бремя, ответственный шаг, вынужденное обязательство»{329}. Некоторые члены группировки признавались, что именно обременительная ответственность стала главной причиной, по которой они не призывали других присоединиться к движению (что резко контрастирует с рассказами некоторых джихадистов, приведенных в предыдущих главах){330}. Информация о подобных проблемах и их влиянии на радикализацию и вербовку способна, как только что было показано, несколько умерить энтузиазм у тех, кто поначалу стремился вступить в ряды террористов. Мы можем как минимум согласиться с тем, что расшифровка мотивации (по крайней мере, как представляется в настоящее время) напрямую зависит от ее интерпретации. В данном случае уместно воспользоваться советом Стивена Кинга и не тратить время на «чтение между строк и поиски сквозной линии. Здесь нет линий – только фотоснимки, и большинство из них размыты»{331}. Исследования терроризма с позиций психологии ведутся уже полвека, но до сих пор даже самые подробные работы на эту тему позволяют понять мотивацию террористов лишь отчасти. Общие дескрипторы мотивации (например, используемые для описания идеологически мотивированного действия), как ни странно, гораздо лучше подходят для этой цели, чем более сложные или тщательно продуманные описания, которые почти не имеют отношения к реальности и не приносят никакой пользы.