Психология террориста: Почему люди начинают убивать ради идеи

Психолог Герберт Кельман утверждает, что попытки понять такие действия с точки зрения врожденных качеств преступников не приведут к желаемым результатам. Анализируя психологию массового насилия, Кельман искал ответ на следующий вопрос: можно ли считать, что нацисты, совершавшие массовые убийства, были склонны к садизму? Эту версию он считает совершенно неубедительной и добавляет: «Конечно, некоторых комендантов и охранников концентрационных лагерей можно назвать настоящими садистами, но тогда как объяснить сам факт создания концлагерей, в которых эти изверги могли давать волю своим садистским фантазиям?»{376}

Всегда существует опасность слишком увлечься изучением психологии преступников. Казни, совершенные палачами ИГ, и их изощренная по жестокости режиссура имели одну очевидную особенность: боевики ИГ совершали убийства на открытом воздухе, поскольку им требовалась определенная свобода действий. Этот сценарий открывал преступникам больше возможностей, а жертвы, вероятно, чувствовали себя еще более беспомощными. То же самое происходило и в нацистских концлагерях – это следует из сохранившихся отчетов. Лэнг пишет: «Испуганные и растерянные люди, осужденные на смерть, быстрее подчинялись приказам. Их повиновение, в свою очередь, вызывало отвращение у охранников, и морально им было гораздо легче убивать своих жертв»{377}. Мы не должны по умолчанию приписывать эти качества всем без исключения преступникам. Но не стоит считать, что насильственный экстремизм по определению подразумевает, что террорист не должен видеть в своих жертвах ничего человеческого. Обретение контроля над ситуацией и действиями окружающих – идет ли речь о нацистских концлагерях, Альберте Пирпойнте или «Исламском государстве» – связано главным образом с идеей рутинизации, которая, по мнению Кельмана, выполняет две важнейшие функции. Рутинизация избавляет человека от необходимости принимать решения, и ему «гораздо легче избежать возможных последствий для психики, поскольку он сосредоточивается на деталях своей работы и не задумывается о том, что делает»{378}. Как же развивается десенсибилизация? Вряд ли ей способствует потребление идеологического контента, каким бы убедительным и заманчивым он ни казался. Ответить на этот вопрос можно так: необходимо учитывать не только то, чему учат новобранцев, но и то, как именно их учат действовать в рамках террористического движения. Следует обратить внимание на роль практики в формировании «спирали приверженности» (согласно определению Тейлора) в террористических группировках, которое имело место на протяжении всей истории терроризма{379}.

Практика, практика и еще раз практика