Саудовская программа стартовала примерно за три года до нашего визита в 2008 году. С тех пор в разных странах и в разных условиях тоже были приняты различные программы реабилитации. В ряде случаев этому способствовало осознание того, что в тюрьме радикализация может даже усилиться, если вовремя не принять меры. Это может произойти либо вследствие идеологической обработки со стороны других заключенных, либо из-за растущей приверженности терроризму тех, кто уже осужден за террористические преступления. Другая причина кроется в том, что многие осужденные за менее тяжкие террористические преступления, отбыв срок заключения, рано или поздно вернутся в сообщества, которые они когда-то покинули. Следовательно, необходимо постараться снизить риск их повторного вступления в террористическую организацию (речь идет о любых формах и степенях вовлеченности в терроризм). Так, по крайней мере, все это излагается на бумаге. Правда, программы дерадикализации не пользуются популярностью у широкой общественности. Они не вызывают особого интереса, да и отношение к самой идее реабилитации нередко варьируется от скептицизма до открытого протеста. Специалист по джихадизму Аарон Зелин пишет, что в начале 2017 года в Тунисе вспыхнули протесты против возвращения иностранных боевиков ИГ на родину. Лозунги протестующих звучали так: «Не возвращайте их, не выпускайте на свободу дикие банды» и «Не верим в их раскаяние, террористам нет прощения»{506}
. Пропаганда идей реабилитации постоянно вступает в противоречие с требованием привлечения террористов к ответственности за их преступления.Рецидивизм
Политики регулярно интересуются, работают ли программы дерадикализации. Короткий ответ: некоторые программы, наверное, действительно работают, но никто не может сказать точно, так ли это, поскольку эффективность подобных программ редко как-либо анализируется и оценивается{507}
. Бельгийский ученый, эксперт по терроризму Рик Кулсет сформулировал проблему так: «Цели программ дерадикализации зачастую представляют собой коктейль – это и инклюзия, и всевозможные профилактические меры, и репрессии, и контрпропаганда»{508}. Неудивительно, заключает он, что оценить их эффективность очень нелегко. Более того, даже если программа представляется эффективной, она работает далеко не для всех правонарушителей. Можно сформулировать вопрос точнее: действительно ли риск рецидива среди участников программы дерадикализации ниже, чем среди тех, кто в ней не участвует, и если да, то почему? Этот вопрос может показаться излишне педантичным, но ответ на него имеет большое практическое значение. Как правило, в качестве главного аргумента в защиту относительно успешных программ дерадикализации приводится низкий уровень рецидивизма среди их участников или его отсутствие. Но для того чтобы в это поверить, следует сначала задаться вопросом: был бы риск рецидива таким же низким, если бы правонарушитель не участвовал в программе? По не совсем ясным причинам риск рецидива преступлений экстремистской направленности вообще