Мы должны коснуться еще нескольких важных вопросов. Может показаться, что проводить границу между дистанцированием и дерадикализацией не стоит, а в каком-то смысле это даже вредно. По мнению социолога Хелен Эбо, понятие дистанцирования включает как поведенческую составляющую процесса выхода из какой-либо роли, так и сопутствующие этому процессу когнитивные сдвиги (или их отсутствие). Дистанцирование, считает Эбо, – это «процесс разъединения и разотождествления с ценностями, идеями, ожиданиями и социальными отношениями, имевшими место в течение определенного периода жизни человека»{553}
. Эбо утверждает, что, дистанцируясь, человек в то же время испытывает «похмельную идентификацию» с предыдущей ролью. Задача «бывшего», то есть вышедшего из предыдущей роли, состоит в том, чтобы ассимилировать и приспособить этот опыт к своей формирующейся новой идентичности. Для бывшего террориста это непростая задача. Кроме того, всегда будут возникать опасения, что покинувший группировку террорист может вернуться к террористической деятельности. Разграничение дистанцирования и дерадикализации, а также понимание взаимосвязи между этими процессами имеют важное значение для определения уровня риска, связанного с возможным повторным вовлечением в терроризм. Вместе с тем даже раскаявшегося бывшего террориста на пути к реинтеграции ожидают серьезные препятствия. Задача может оказаться для него непосильной. Негативные последствия для психического здоровья бывших террористов, впервые выявленные психологом Максом Тейлором еще в 1988 году, в настоящее время все чаще рассматриваются как результат участия в террористической деятельности{554}. У покинувших террористическую группировку к чувству вины и стыда примешивается ощущение, что окружающие видят в них только бывших террористов и от этого клейма никуда не деться. Лишь совсем недавно исследователи начали обращать внимание на то, что травма и токсический стресс[29] – это лишь некоторые из последствий участия в террористической деятельности{555}.Программы дерадикализации часто критикуют еще и за то, что они не дают ничего такого, что не могло бы произойти с их участниками и без программ. Действительно, как подсказывает здравый смысл, легко дерадикализировать того, кто глубоко разочаровался в террористической деятельности и надеется избежать длительного тюремного заключения. Что ж, это отчасти справедливо. Можно пойти дальше и сказать, что нетрудно дерадикализировать того, кто хочет, чтобы его дерадикализировали. Вряд ли стоит ожидать, что меры воздействия, принимаемые в рамках рассматриваемых программ, будут работать для террористов всех рангов. Если эти меры не помогут представителям «террористических элит», «крепких орешков», может быть, это вполне нормально. Надо быть реалистами. Точно так же надеяться на стопроцентный успех даже на уровне рядовых боевиков – значит тоже в известном смысле обманывать себя. Провалы непременно будут. Задача в том, чтобы понять, когда и почему они случаются. Только так мы сможем больше узнать о соответствующих процессах. Как утверждает бельгийский криминолог Сигрид Ратс, в настоящее время программы дерадикализации имеют существенные ограничения, которые заключаются в том, что эти программы «работают в теоретическом вакууме», при этом результаты изучения процесса дистанцирования не всегда доступны или не всегда используются на практике, – по крайней мере, до сих пор не использовались{556}
. Я по-прежнему не очень доверяю программам дерадикализации, но в то же время поддерживаю их. Я хочу, чтобы они стали по-настоящему эффективными. Необходимо вести дискуссии и развивать партнерские отношения между политиками, практикующими врачами, руководителями программ, учеными и специалистами, умеющими оценивать эффективность мер воздействия. Оми Годвиц (и многие другие эксперты) предупреждают о новой волне бывших террористов, которые выйдут из тюрьмы в ближайшие десятилетия, и эти ожидания тоже не могут не вызывать опасений{557}. Каково будущее рассматриваемых программ, мы пока не знаем, но в местах лишения свободы есть возможность более точной оценки рисков, связанных с повторным вовлечением в террористическую деятельность, и в перспективе это поможет провести безопасную реинтеграцию и реабилитацию бывших преступников-террористов. В Соединенных Штатах рост внутреннего, доморощенного терроризма указывает на то, что популяция сегодняшних и завтрашних преступников-террористов в скором времени станет еще более разнообразной по составу. Если Соединенные Штаты готовы всерьез рассматривать вопрос о реинтеграции преступников-террористов, необходимо подготовиться к такому разнообразию. Речь идет не только о том, что именно будут включать в себя реабилитация и реинтеграция джихадистских террористов, подлежащих освобождению, но и о том, как будет протекать испытательный срок после освобождения в числе прочих некоторых участников штурма Капитолия 6 января 2021 года.