Психология террориста: Почему люди начинают убивать ради идеи

Полевые исследования – захватывающая часть нашей работы, и можете быть уверены: журналисты, эксперты и ученые зачастую чрезмерно приукрашивают и романтизируют это рискованное занятие. В итоге имеет место, по выражению Шмидт, «фетишизация опасных полевых работ»{591}. Опыт Шмидт, Бохари и некоторых других исследователей показывает, как в разных ситуациях найти подход к объектам исследования и установить контакты, проявляя терпение и настойчивость, и в итоге создать действующую сеть собеседников, готовых к сотрудничеству. Но и Шмидт, и Бохари рассказали о своем опыте и многое другое. Они признались, что не побоялись ступить на зыбкую почву и впоследствии написать о том, что им пришлось пережить. Вспоминая о своем решении побеседовать с пакистанскими боевиками, Бохари пишет, что не раз говорила себе, глядя в зеркало: «Подумай хорошенько ‹…› Взгляни на это с точки зрения логистики, этики, морали. Все гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Ты понимаешь, что тебя ждет?»{592}

Беседа в «домашних» условиях

В июне 2013 года я приехал в Академию ФБР в Куантико, штат Вирджиния. Я уже бывал там раньше – проводил семинары по психологии террористов для сотрудников отдела поведенческого анализа. Мне нравилось туда приезжать – для меня это была очередная возможность поделиться со слушателями академии результатами научных исследований. Но была и другая цель, более эгоистическая. Я планировал расспросить сотрудников отдела о проблемах, с которыми они сталкиваются в своей работе. Я надеялся повысить квалификацию и со временем стать серьезным ученым. Одно дело – штудировать научные труды, рассуждать о теориях радикализации и преподавать психологию террористов в университете, и совсем другое – поставить себя на место того, кто занимается оценкой рисков рецидива и пытается понять, будет или нет конкретный правонарушитель снова совершать теракты. Неудивительно, что я был готов читать в академии лекции в любое время. Но в тот раз я приехал, чтобы встретиться с одним человеком, с которым переписывался по электронной почте, пока он сидел в федеральной тюрьме. Я буду называть его Аджмал. До ареста он был вербовщиком террористов и пропагандистом, потом отбывал срок за участие в террористической деятельности на территории США. За год до этого ко мне обратились агенты ФБР и попросили высказать свое мнение по делу бывшего террориста, который стремился порвать с экстремистской деятельностью. Его случай вызывал у экспертов множество вопросов. Действительно ли он рассказал о себе правду? Нормально ли, что он испытывал сомнения? Не свидетельствуют ли эти сомнения и внутренняя борьба о том, что, возможно, он все еще находится на пути к дерадикализации? Агенты ФБР хотели знать, готов ли я поговорить с ним на эти и другие темы. Я ответил, что сделаю все, что в моих силах, и согласился связаться с Аджмалом. Когда я начал с ним общаться, ему было чуть больше 30 лет. Прежде чем встретиться лично, мы несколько месяцев переписывались. Мы оба согласились: чтобы более подробно обсудить темы, затронутые в переписке, нам необходимо поговорить с глазу на глаз. Иногда мои электронные письма к нему по несколько дней оставались без ответа, а порой я обнаруживал, что его уже две недели назад перевели в другое исправительное учреждение. Аджмал с радостью согласился встретиться со мной. Я, признаться, тоже ждал встречи с ним. Сотрудники ФБР были готовы оказать нам содействие. Но возникла серьезная проблема: администрация тюрьмы была против того, чтобы я беседовал с Аджмалом там, где он отбывал заключение. Сотрудники ФБР и тут проявили находчивость и предложили другой вариант. Почему бы не привезти Аджмала на один день в Куантико, где мы с ним могли бы спокойно поговорить?

И вот июньским утром я приехал в Куантико. Я представился и протянул Аджмалу руку, не сразу заметив, что его руки прикованы наручниками к широкому кожаному ремню на талии. Из-за наручников рукопожатие вышло несколько неуклюжим. Аджмал выглядел немного смущенным. На нем был тюремный комбинезон, а ноги были закованы в кандалы – в дополнение к наручникам на запястьях. Рядом стояли двое сотрудников службы безопасности (я точно не знал, из ФБР они или из Федерального бюро тюрем). Сотрудник отдела поведенческого анализа сказал, что поищет свободную комнату, где мы с Аджмалом сможем посидеть и поговорить. Одному из сотрудников службы безопасности Аджмал сказал, что у него болит щиколотка правой ноги, и спросил, нельзя ли немного ослабить оковы. Тот исполнил просьбу. Затем с моего собеседника сняли наручники, и он несколько минут растирал запястья, на которых отпечатались следы от оков. Голова Аджмала была гладко выбрита, а борода аккуратно подстрижена.

Я сказал, что очень рад нашей встрече, что давно ее ждал.

– Я тоже, – ответил Аджмал. – Рад вас видеть.

Охранники спросили, не принести ли нам кофе.

– Да, пожалуйста, – ответили мы с Аджмалом почти одновременно.

Агент ФБР поинтересовался, не голоден ли Аджмал.

– Да, я проголодался, – ответил тот.

Агент заметил: