Психопатология обыденной жизни

Соответственно, категорию «случайное», которое не нуждается в мотивации и которое обычный человек считает важной для части своей психической деятельности и ошибочных действий, параноик отвергает применительно к психическим проявлениям других людей. Все, что он замечает у них, наполнено смыслом, все допускает истолкование. Как же он приходит к такому мнению? Скорее всего, в данном случае, как и во многих других, он проецирует на психику других людей то, что находится в его собственном бессознании. При паранойе в сознание к тому же прорывается много такого, наличие чего в нем у нормальных людей и невротиков подтверждается лишь с помощью психоанализа[220]. А значит, в данном случае параноик до некоторой степени прав, он знает нечто, ускользнувшее от психически нормального человека, он соображает точнее, чем позволяет нормальное мышление, однако перенесение познанного таким путем положения дел на других людей обесценивает его знание. Надеюсь, никто не ожидает от меня оправдания отдельных толкований параноиков. Однако некоторая доля достоверности, которую при таком понимании ошибочных действий мы признаем за паранойей, помогает нам понять ту убежденность, с которой у параноика связаны все эти толкования. Как раз в этом заключена частичка их истинности; и даже нашим вызванным болезнью ошибочным суждениям присуща убедительность как раз благодаря этому. Подобная убедительность является частью ошибочного процесса мышления или же источником, из которого оно возникает, а далее распространяется нами на другие взаимосвязи.

б) Очередное подтверждение существования бессознательного или «смещенного» знания мотивов случайных и ошибочных действий мы находим в виде суеверий. Свое мнение я собираюсь разъяснить с помощью одного мелкого происшествия, ставшего для меня исходным пунктом данных рассуждений.

После возвращения из отпуска мои мысли сразу же направились на больных, которыми мне придется заниматься во вновь начинающемся трудовом сезоне. Первый визит мне нужно было нанести к очень старой даме, в отношении которой с довольно давних пор я провожу дважды в день одни и те же процедуры. По причине такого однообразия у меня по пути к больной или во время занятий с нею очень часто появлялись бессознательные мысли. Ей было за девяносто, а значит, в начале каждого года возникало желание спросить про себя, сколько еще лет она протянет. В тот день, о котором рассказываю, я спешил и поэтому нанял кабриолет, который должен был доставить меня к ее дому. Каждый кучер конной биржи около моего дома знал адрес этой женщины, поскольку любой из них уже не раз возил меня к ней. Сегодня же случилось так, что извозчик остановился не у ее дома, а перед домом с тем же номером на близлежащей и действительно весьма похожей параллельной улице. Я замечаю ошибку, укоряю за нее извозчика и тот извиняется. Должен ли быть какой-то смысл в том, что меня подвезли к дому, в котором дамы не было? Для меня, конечно же, это ничего не значило, но будь я суеверен, я усмотрел бы в этом инциденте предзнаменование, перст судьбы, указующий, что этот год станет последним для старой дамы. Множество предвестий, сохраненных историей, основывается на ничуть не лучшей символике. В любом случае в этом происшествии я вижу некую случайность, и ничего больше.

Ситуация выглядела бы совершенно иначе, проделай я этот путь пешком, а затем «в задумчивости» или «по рассеянности» оказался бы у этого дома на параллельной улице вместо нужного, что я объяснил бы не случайностью, а действием с неосознанной целью, требующим интерпретации. Такой «ошибочный поход» я бы, вероятнее всего, истолковал как знак того, что в скором времени не смогу застать старую даму дома. Стало быть, я отличаюсь от суеверных людей вот чем: я не думаю, что событие, к совершению которого моя психика не причастна, может сообщить мне что-то неизвестное о будущих состояниях реальности. Тем не менее считаю, что непреднамеренное проявление моей собственной психической деятельности может открыть мне нечто скрытое, что опять-таки принадлежит только моей психике. Я, правда, верю в объективный (реальный) случай, но не верю в случайность внутреннюю (психическую). Суеверный же человек, наоборот, ничего не знает о мотивах своих случайных и ошибочных деяний; он уверен, что существует психическая случайность. Кто склонен придавать внешнему случаю смысл, который проявит себя в реальных событиях, тот в случайности видит средство проявления чего-то скрытого, находящегося вне его. Между мной и суеверным человеком два различия: во-первых, последний проецирует вовне мотивы, которые я ищу внутри себя, во-вторых, он толкует случайность с помощью чего-то происшедшего, что я свожу к некоей мысли. Кроме того, скрытое для него соответствует бессознательному у меня, а упорное стремление не признавать случай случаем, а как-то интерпретировать его, присуща нам обоим[221].