Психопатология обыденной жизни

В 1913 г.[228] в небольшой статье[229] я описал другой феномен. Им стала déjà raconte – иллюзия, что слышишь нечто ранее услышанное. Она особенно интересна, когда появляется в ходе психоаналитического лечения. В таком случае пациент с явными признаками субъективной убежденности утверждает, что уже давно сообщил определенные воспоминания. Врач же уверен в противоположном и может, как правило, уличить его в ошибке. Объяснение этого любопытного ошибочного действия, видимо, таково: у пациента есть побуждение и намерение сделать такое сообщение, но он упустил случай осуществить его, а теперь память о нем помещает на его место в качестве замены последнего – реализации намерения.

Сходный фактический материал, а похоже, и такой же механизм обнаруживают «мнимые ошибочные действия», названные так Ференци[230]. В этих случаях, если, скажем, вещь забыта, запрятана, потеряна, то люди ухитряются убедить себя, что ничего подобного не произошло, что все в полном порядке. Например, пациентка возвращается в кабинет врача, объясняя, что хочет забрать забытый у него зонтик, который держит в руках. То есть существует побуждение к какому-то ошибочному действию и этого достаточно, чтобы компенсировать его осуществление. Кроме этого единственного различия, мнимое ошибочное действие может быть равнозначно реальному. Оно ведь, как говорится, доступнее.

* * *

Д. Когда совсем недавно мне выпал случай изложить одному философски образованному коллеге несколько примеров забывания имен вместе с их анализом, он поспешил возразить: «Все это очень здорово, но у меня забывание имен происходит иначе. Так облегчать себе работу явно не стоит». Не думаю, что мой коллега когда-то раньше задумывался над забыванием имен собственных; он не сумел пояснить, как иначе у него происходит забывание. Однако его замечание все же затрагивает одну проблему, которую многие склонны выдвигать на первый план. Если подтвердится предложенное здесь решение проблемы ошибочных и случайных действий в целом или только частично и если правильным окажется последнее, то спрашивается: каковы те условия, при которых оно окажется подходящим для объяснения и как-то иначе протекающих явлений? При ответе на этот вопрос мои наблюдения оставляют меня на произвол судьбы. Я могу только предостеречь от признания выявленной взаимосвязи редкостью, так как очень часто на самом себе и на своих пациентах я устраивал проверку: удастся ли надежно доказать ее наличие, как в описанных примерах, или же имеются по меньшей мере серьезные основания предполагать ее существование. Не стоит удивляться, если не всякий раз удается раскрыть смысл симптоматического действия, ведь в качестве решающего фактора учитывается размер внутреннего сопротивления, противящегося решению проблемы. Также не всегда есть возможность толковать каждое отдельное сновидение – свое или пациентов. Для подтверждения универсального действия теории достаточно, если удается проникнуть хотя бы в часть скрытых взаимосвязей. Сновидение, которое не поддается разгадке сразу после пробуждения, поддастся этому неделю или даже месяц спустя, когда уменьшится происходящее тем временем реальное соотношение борющихся друг с другом психических влияний. То же самое можно сказать о разгадке ошибочных и симптоматических действий. Пример очитки «в бочке через Европу» предоставил мне удобный случай продемонстрировать, как поначалу неразгаданный симптом стал доступен анализу, когда ослаб «реальный интерес» к вытесненным мыслям[231]. Пока существовала возможность, что мой брат получит заветное звание раньше меня, указанная очитка мешала неоднократным попыткам анализа. Когда же выяснилось, что подобное предпочтение брата маловероятно, передо мной неожиданно открылся путь, приведший к решению проблемы. Соответственно, было бы ошибкой утверждать в отношении всех случаев, не поддавшихся анализу, что они возникают под действием иных, чем выявленные здесь психические механизмы. Для такого предположения требуется что-то еще, кроме доказательства от противного. Лишена доказательной силы и существующая, вероятно, у всех здоровых людей готовность поверить в какое-то другое объяснение ошибочных и симптоматических действий. Оно является совершенно явно проявлением тех же психических сил, которые придали событию таинственность, и поэтому встает на ее защиту, сопротивляясь раскрытию тайны.