Психопатология обыденной жизни

Ни одна другая группа явлений не подходит лучше для доказательства тезиса, что заметное ослабление внимания само по себе недостаточно не только для объяснения ошибочных действий, но и для понимания забывания намерений. Намерение представляет собой побуждение к действию, уже получившее одобрение, его осуществление, однако отложено до подходящего момента. Теперь в течение образовавшегося таким образом временного промежутка в мотивах могут, конечно же, происходить изменения такого рода, что намерение не будет осуществлено, но тогда оно не забывается, а пересматривается или отменяется. Забывание задумок, которому люди подвержены каждодневно и в самых разных ситуациях, мы обычно объясняем не новым соотношением мотивов, а оставляем либо вообще необъясненным, либо ищем психологическое объяснение с помощью допущения, что ко времени его реализации уже не оказалось необходимого запаса внимания, которое было непременным условием его появления, а значит, и находившегося тогда в распоряжении соответствующего действия. Наблюдение над нашим отношением к намерениям в случае нормы побуждает нас отклонить эту попытку объяснения в силу ее волюнтаризма. Если утром я замышляю то, что вечером должен осуществить, в течение дня я могу несколько раз вспомнить о своей задумке. Но за все это время намерение вообще больше не требует осознания. При приближении срока реализации оно внезапно всплывает у меня в голове и побуждает совершить нужные приготовления для предстоящего действия. Если, отправляясь гулять, я беру с собой письмо, которое нужно отправить, то, будучи нормальным, а не невротичным человеком, я не стану всю дорогу держать его в руке и одновременно высматривать какой-нибудь почтовый ящик, чтобы бросить туда. Обычно я кладу его в карман и иду своей дорогой, предоставляя своим мыслям полную свободу. Я рассчитываю на то, что какой-нибудь ближайший почтовый ящик привлечет мое внимание и заставит запустить руку в карман и вынуть письмо. Нормальный образ действия при обдуманном намерении полностью совпадает с воспроизводимым экспериментально поведением людей, внушенным им в состоянии гипноза путем долгосрочного, так называемого «постгипнотического внушения»[136]. Обычно это явление описывают так: внушенное под гипнозом намерение дремлет в соответствующих индивидах, пока не подходит время его реализации, тогда оно пробуждается и подвигает к действию.

В двух видах житейских ситуаций даже дилетант отдает себе отчет в том, что забывание намерений никак не может считаться элементарным, несводимым к более простым формам, а дает основание для вывода о существовании еще не выявленных мотивов. Я имею в виду любовные отношения и военную дисциплину. Любовник, опоздавший на свидание, тщетно будет оправдываться перед дамой, что, к сожалению, забыл о нем. Она не преминет заметить: «Год назад ты бы этого не забыл. Просто ты меня уже совсем не любишь». Даже если бы он соблазнился вышеупомянутым психологическим объяснением и свое забывание стал оправдывать навалившимися на него делами, этим он добился бы только одного: дама, ставшая проницательной, как врач в ходе психоанализа, возразила бы в ответ: «Странно, что такие деловые напасти не случались раньше». Конечно, она не отвергает возможность забывания; дама думает только о том, и не без оснований, что из невольного отказа памяти можно сделать примерно тот же вывод об определенном нежелании, что и из осознанной отговорки.

Сходным образом и в ходе воинской службы принципиально пренебрегают различием между упущением из-за забывчивости и намеренным упущением – и опять же не без оснований. Солдат не смеет забывать ничего из требований службы. Если все же он что-то забыл (хотя это требование ему известно), это происходит по той причине, что мотивам, побуждающим к выполнению требований военной дисциплины, противостоят другие, противоположного содержания мотивы. Когда, например, вольноопределяющийся-одногодник[137], рапортуя, хочет оправдаться тем, что забыл начистить до блеска свои пуговицы, он будет наверняка наказан. Но это наказание можно назвать незначительным по сравнению с тем, какому он подвергся бы, признайся он себе и своему командиру в подлинном мотиве упущения. «Эта мерзкая служба в обмотках на ногах мне до чертиков опостылела». Ради смягчения наказания, как бы из психоэкономических соображений, солдат пользуется забыванием как отговоркой или средством компромисса.