Психопатология обыденной жизни

Что касается сколько-нибудь значимых намерений, то мы обнаружили: их забывают, когда против них выступают какие-то неизвестные мотивы. Относительно важных выделен второй механизм забывания: противоволя из какого-то другого места перемещается на них, после чего между ней и содержанием намерения устанавливается внешняя ассоциативная связь. Это мы видим в следующем примере: я люблю хорошую промокательную бумагу и собираюсь во время сегодняшней послеобеденной прогулки по Внутреннему городу закупить порцию новой. Но четыре следующих дня я забывал об этом, пока не задался вопросом о причинах такого упущения. Бумагу я нашел быстро, после того как стал размышлять по поводу того, что, хотя пишу «Löschpapier» (промокательная бумага – нем.), но привык говорить «Fließpapier». Флис (Fließ) – это фамилия одного друга в Берлине, давшего в те же самые дни основания для мучительной, вызывающей мои опасения мысли. От нее я не мог отделаться, но склонность к защите проявила себя в том, что благодаря сходству слов она переместилась на индифферентное и потому не особенно устойчивое намерение.

Напрямую противостоящая воля и более глубокая мотивация совпадают в следующем случае отсрочки реализации намерения: для серии «Grenzfragen der Nerven- und Seelenlebens» я написал короткую статью «О сновидении» (1901), которая резюмировала содержание моего «Толкования сновидений». Бергма [издатель в Висбадене] прислал корректуру и попросил срочно ее прочитать, поскольку хотел издать этот выпуск еще до Рождества. В тот же вечер я выправляю корректуру и кладу ее на свой письменный стол, чтобы на следующее утро взять с собой. Однако утром забываю об этом, а вспоминаю после обеда при виде бандероли, лежащей на столе. Точно так же я не вспоминаю о корректуре после обеда, вечером и на следующее утро, пока не беру себя в руки и после обеда следующего дня не опускаю ее в почтовый ящик, недоумевая, что могло стать причиной такой волокиты. Я явно не хотел отправлять корректуру, но не понимал почему. Во время этой же прогулки я захожу к своему венскому издателю, опубликовавшему книгу о сновидениях, делаю заказ на покупку нескольких экземпляров, а затем, как бы движимый неожиданной мыслью, говорю ему: «Знаете ли, я написал „Толкование“ вторично». – «О-о-о, тогда я просил бы вас…» – «Не волнуйтесь, это всего лишь небольшая статья для серийного издания Левенфельда-Куреллы». Все же это его не вполне устроило; он беспокоился, что публикация статьи помешает продаже книги. Я возражал и в конце концов спросил: «Если бы я обратился к вам раньше, вы бы запретили мне ее публиковать?» – «Нет, ни в коем случае». Я и сам подумал, что имел полное право на новую публикацию и не совершил ничего, что не было бы общепринято. Но мне в то же время показалось похожим на правду, что мысль, подобная высказанной издателем, стала мотивом моего промедления с отправкой корректуры. Опасения издателя возвращают нас к более раннему случаю, в ходе которого у меня возникли неприятности с другим издателем из-за того, что я почувствовал необходимость перенести в неизменном виде несколько страниц текста, разрабатывавших ту же тему, из появившейся ранее в другом издательстве работы о церебральном параличе у детей для медицинского справочника Нотнагеля[144]. Но и тогда упреки моего первого издателя (точно так же, как и в случае с «Толкованием сновидений») в мой адрес опять же были необоснованными. Однако если эту цепочку воспоминаний продолжить, мне припомнился еще один, более ранний случай, когда при переводе с французского я и в самом деле нарушил при одной публикации авторские права. Переведенный текст я сопроводил примечаниями, не испросив на это разрешения его автора[145], а спустя несколько лет получил сведения о недовольстве того подобным самоуправством.

Есть немецкая поговорка, раскрывающая общепринятое мнение, что в забывании намерений нет ничего случайного. «Что единожды выпало из памяти, то дальше будет забываться еще чаще».

Более того[146], порой не удается отделаться от впечатления, будто все, что можно сказать о забывании или об ошибочных действиях вообще, и без того известно людям как что-то само собой разумеющееся. Довольно удивительно, что тем не менее существует необходимость доводить до их сознания эту вроде бы хорошо известную им информацию. Очень часто я слышал, как говорят: «Не поручайте мне этого, я все равно об этом забуду». В исполнении подобных «предвестий» нет, конечно, ничего мистического. Тот, кто так заявляет, ощущает в себе намерение не исполнять поручение, но отказывается признаться в этом даже себе.