Психопатология обыденной жизни

Служение женщине, как и военная служба, требует, чтобы все к нему относящееся было изъято из-под действия забывания и тем самым вызывает к жизни мнение, что забывание допустимо в отношении чего-то не важного, забывание же важного – признак того, что с ним намерены обходиться как с неважным и отказывают ему в значимости[138]. В данном случае психологическая оценка не исключена. Ни один человек не забудет совершить действие, кажущееся ему самому важным, не навлекая подозрения в психическом расстройстве. А значит, наше исследование может распространяться только на забывание более или менее второстепенных намерений. Совершенно безразличным не приходится считать ни одно намерение, ибо в подобном случае оно вполне определенно не появилось бы вообще.

Теперь, как и раньше при исследовании расстройства памяти, я собрал все наблюдаемые на себе самом случаи неосуществления намерений из-за забывания и попытался объяснить их. При этом обнаружил, что все они – без каких-либо исключений – сводимы к вмешательству неизвестных и необъясненных мотивов – или, можно сказать, к противоволению. В ряде этих случаев я находился в положении, похожем на воинскую службу, – под давлением, с которым ничего не мог поделать и сопротивление которому я демонстрировал в виде забывания. К этому понадобится добавить, что особенно легко я забываю поздравить кого-то с днем рождения, с юбилеем, с празднованием свадьбы, с повышением по службе. Раз за разом я хочу исправиться и все больше убеждаюсь, что мне это не удается. Теперь я собрался покончить с этим и вполне осознанно признать наличие у меня противостоящих этому мотивов. В этот переломный момент я заранее сказал одному другу, попросившему отправить и от его имени телеграмму в определенный день с пожеланием счастья, что забуду об обеих телеграммах, и неудивительно, что предсказание сбылось. Именно с таким забыванием связаны неприятные житейские переживания, когда я не в состоянии выразить свое соучастие там, где оно непременно требует чрезмерной формы, тогда как из-за малой моей вовлеченности в событие соответствующее проявление чувств для меня неприемлемо. С тех пор как я убедился, что мнимые симпатии других людей я не раз принимал за подлинные, меня глубоко возмущают подобные условности в проявлении симпатии, хотя, с другой стороны, я признаю их полезность. Соболезнования по случаю смерти исключены из этого противоречивого отношения. Решившись их выразить, я об этом не забываю. Там, где мое эмоциональное соучастие не имеет ничего общего с социальной обязанностью, его проявлению забывание никогда не мешает.

Об одном таком забывании[139], в ходе которого подавленное поначалу намерение прорывается в виде «противоволения» и приводит к возникновению неприятной ситуации, сообщает обер-лейтенант Т. из лагеря для военнопленных: «Старший по званию в этом лагере офицер был оскорблен одним из своих коллег. Чтобы избежать осложнений, он собрался использовать единственное имеющееся в его распоряжении средство и приказывает удалить последнего из лагеря, переведя в другой. Лишь по совету нескольких друзей он решает, вопреки своему сокровенному желанию, отказаться от этого и немедленно действовать согласно кодексу чести, в связи с чем, однако, пришлось бы претерпеть многочисленные неприятности. Тем же утром этому коменданту пришлось под контролем органов охраны зачитывать вслух список офицеров. Ошибка, которую его сотоварищи заметили только спустя довольно продолжительное время, у него в подобных случаях до сих пор не встречалась. На этот же раз он пропустил фамилию своего обидчика; в итоге, когда все товарищи по несчастью разошлись, тому пришлось оставаться на плацу, пока ошибка не была выяснена. Пропущенная же фамилия, четко отпечатанная, находилась при этом в самом центре листа. Этот инцидент стал интерпретироваться одной стороной как продуманное проявление обиды, другая же увидела в нем неприятную и допускающую ошибочное толкование случайность. Однако позднее виновнику ошибки удалось (после прочтения „Психопатологии“) правильно оценить произошедшее».