Психопатология обыденной жизни

«Одна дама, чей зять должен был отправиться в Германию, чтобы там поступить на военную службу, обварила себе ногу при следующих обстоятельствах. Ее дочери скоро предстояло рожать, и, разумеется, мысли о военных опасностях настраивали семью на не очень-то жизнерадостный лад. За день до отъезда она пригласила зятя и дочь на обед. Еду на кухне дама готовила сама, после того как сразу поменяла, что особенно странно, свои высокие ботинки на шнуровке со стелькой от плоскостопия, в которых ей было удобно ходить и которые она обычно носила в доме, на пару бóльших по размеру, довольно открытых шлепанцев мужа. Когда она снимала с огня большую кастрюлю с кипящим супом, то уронила ее, а в результате довольно серьезно ошпарила одну ногу, особенно сильно ее тыльную сторону, которую не защитили открытые шлепанцы. Естественно, любой человек отнесет эту беду на счет понятной „нервозности“ дамы. Первые дни после этого „огненного жертвоприношения“ она была предельно осторожна с горячими предметами, что не помешало ей несколько дней спустя ошпариться бурно кипящим бульоном»[165].

Если, соответственно, за кажущейся неумелостью и сбоями моторики может скрываться злость на свою непричастность к ходу собственной жизни, то требуется сделать только один шаг, чтобы посчитать возможным перенести нашу смелую точку зрения на промахи, угрожающие жизни и здоровью, на другие ошибочные действия. В подтверждение обоснованности такого взгляда могу привести наблюдения над невротиками, а значит, не вполне соответствующими нашим целям. Здесь же я сообщу об одном случае, в ходе которого, собственно говоря, не ошибочный выбор предмета, а то, что скорее стоит назвать симптоматическим, или случайным, действием, навело меня на след того, как разрешить психический конфликт у пациента. Как-то раз я взялся улучшить супружеские отношения одного очень интеллигентного мужчины, чьи недоразумения с горячо любящей его женой могли, конечно, иметь реальные основания, но, как он сам признавал, не были объяснимы только ими. Он без устали носился с идеей развода, потом, в свою очередь, отказывался от нее, так как всей душой любил своих маленьких детей. Невзирая на это, он снова и снова возвращался к этому замыслу и при этом не предпринимал ничего, чтобы сделать ситуацию в доме сносной. Подобная неготовность справиться с конфликтом послужила мне веским аргументом в пользу того, что бессознательные и вытесненные мотивы изготовились к усилению борющимися друг с другом сознательными мотивами, а в таких случаях я берусь покончить с конфликтом с помощью психического анализа. В один из дней муж рассказал мне о небольшом происшествии, чрезвычайно напугавшем его. Он возился со своим старшим сыном, которого любил заметно больше, поднимал его высоко и затем опускал почти до пола, а разок подбросил так высоко, что ребенок чуть-чуть не ударился темечком о свисающую с потолка тяжеленную газовую люстру. Пусть и чуть-чуть, но ведь по-настоящему-то не ударился или едва не ударился! С ребенком ничего не случилось, но от испуга у него закружилась голова. Отец в ужасе застыл на месте с ребенком на руках, с матерью случился истерический припадок. Специфика этого неосторожного движения и острейшая реакция родителей побудили меня увидеть в этой случайности симптоматическое действие, в котором должно было проявить себя недоброе намерение по отношению к любимому ребенку. Противоречие с нынешней привязанностью отца к своему дитяти я сумел устранить, перенеся побуждение причинить ему вред назад, в то время, когда он был единственным и слишком маленьким, так что отцу еще не было нужды в полную силу интересоваться им. Кроме того, я без труда предположил, что тогда у плохо удовлетворяемого своей женой мужчины появилась идея или задумка: если это маленькое существо, к которому я не чувствую никакого расположения, умрет, то я стану свободен и вполне смогу развестись. Желание смерти этого теперь горячо любимого ребенка должно было существовать бессознательно. Отсюда легко найти дорогу к неосознанной фиксации этого желания. Фактически весьма мощная детерминация проистекала у пациента из его воспоминаний о детстве – о смерти маленького брата, которую мать вменяла в вину беспечности отца и которая привела к острейшим распрям между родителями, сопровождавшимся угрозами развода. Дальнейшее течение супружества моего пациента подтвердило предположенную мною комбинацию мотивов, как и достигнутый терапевтический успех.

Й. Штэрке[166] (там же) приводит пример, когда художник, нисколько не сомневаясь, ошибочно захватывает другой предмет вместо задуманного, что приводит к тяжелейшим последствиям:

«В одном рассказе Хейерманса[167] встречается пример неправильного выбора или, точнее говоря, ошибочного захвата предмета, которое автор использует в качестве драматического мотива.