Психопатология обыденной жизни

Сперва ему вспомнилось, что, будучи подростком, он был впечатлен привычкой своего домашнего врача носить простой стетоскоп внутри своей шляпы. Ему казалось забавным, что в таком случае, направляясь к пациенту, доктор всегда имел стетоскоп под рукой, и ему было достаточно только снять шляпу (то есть часть своего одеяния) и „извлечь“ его. Маленьким ребенком он полностью зависел от этого врача, а недавно благодаря самоанализу обнаружил, что в возрасте трех с половиной лет у него было две фантазии относительно рождения одной из младших сестренок, а именно: она – ребенок, во-первых, его самого и его матери, во-вторых, доктора и его самого. То есть в этих фантазиях он играл как мужскую, так и женскую роли. Далее он припомнил, что в возрасте шести лет его обследовал этот же врач, и он отчетливо помнит сладостное чувство, когда он ощутил рядом с собой голову доктора, прикладывающего стетоскоп к его груди, как и ритмические движения туда-сюда при вдохе и выдохе. В возрасте трех лет у него оказалась хроническая болезнь легких, и ему пришлось обследоваться повторно, хотя сам этот факт он вспомнить не сумел.

В возрасте восьми лет на него произвел впечатление рассказ мальчика постарше, сообщившего ему о привычке врача укладывать своих пациенток в постель. Безусловно, в этих россказнях была доля правды, во всяком случае в отношении женщин-посетительниц, включая его собственную мать, которым весьма нравился молодой и привлекательный доктор. Проводивший самоанализ врач испытывал по различным поводам сексуальные искушения относительно своих пациенток, дважды он влюблялся в них и в конце концов на одной женился. Вряд ли вызывает сомнение, что его бессознательная идентификация с доктором стала главной причиной, побудившей его выбрать профессию врача. На основании других анализов можно предположить, что это, безусловно, является наиболее частым, хотя и трудно определить, насколько частым, мотивом. В данном случае это было обусловлено двояко: во-первых, убедительным в ряде отношений превосходством врача над отцом, к которому сын испытывал чувство сильной ревности, а во-вторых, благодаря знаниям доктора о запретных вещах и о возможностях сексуального удовлетворения.

Затем вспоминается уже опубликованное в другом месте[170] сновидение явно гомосексуально-мазохистского свойства; в нем некий мужчина, являющийся фигурой, заменяющей врача, нападает на сновидца с каким-то „мечом“. Меч напоминает ему историю о Вельсунгах[171] в саге о Нибелунгах, когда Сигурд кладет обнаженный меч между собой и спящей Брунгильдой. Похожая история имеет место и в легенде о короле Артуре, которую данный мужчина во всяком случае хорошо знал.

Теперь смысл симптоматического действия становится ясным. Врач помещал простой стетоскоп между собой и своими пациентками, подобно Сигурду, кладущему свой меч между собой и женщиной, которой он не смел касаться. Это действие представляет собой компромисс; оно служит побуждениям двух видов: поддаться в своих мечтаниях подавленному желанию вступить в половую связь с какой-нибудь очаровательной пациенткой, но одновременно с этим помнить, что подобное желание нельзя реализовать. Это действие стало как бы колдовским деянием против притягательного искушения. Хотел бы добавить, что на мальчика большое впечатление произвели строки из „Ришелье“ лорда Литтона:

Beneath the rule of men entirely great
The pen is mightier than the sword[172]

—

и что он стал плодовитым писателем, пользуясь при этом на удивление большой по размеру авторучкой. Когда я спросил, для чего ему нужна такая, он ответил весьма характерно: „Так я могу больше высказать“.

Этот анализ в очередной раз напоминает нам о том, какие перспективные подходы к психике предоставляют собой „безобидные“ и „бессмысленные“ действия и как рано в индивидуальной жизни складывается стремление к символизации».