– В самую точку! – сказала Цапля. – Именно так некоторые учатся преодолевать свой гнев. Выпускают его на избранную цель мощной струей, а потом возвращаются к нормальному поведению. Но при этом забывают – или предпочитают не замечать, – что подобный подход оказывает на их отношения с окружающими неблагоприятное влияние и наносит непоправимый вред.
– Но тогда получается, что гнев, как я уже говорил, неразрывно связан с агрессией? – спросил Жаб, упорно не желая сдавать позиции.
– Да, в данном примере все так и есть, и как раз это я и хотела вам продемонстрировать. Но теперь давайте подумаем вот о чем. Вернемся к нашему цилиндру с газом, в котором от нагрева повышается давление. Другой, не столь радикальный способ его снизить есть?
– Полагаю, что при желании себя можно вести сдержаннее и осторожнее, приоткрывая клапан самую малость, чтобы газ выходил из него постепенно. Вы это имеете в виду?
– Ну да! – воскликнула Цапля. – Вот видите, Жаб, вы сами нашли ответ на свой вопрос! По примеру очень многих других вы научились злиться, не проявляя агрессии. Взяли в привычку выпускать гнев медленно и по чуть-чуть, почти незаметно, чтобы никого не расстраивать.
– Но как? – горестно произнес Жаб. – Я не помню, чтобы когда-либо так себя вел.
– На вашей памяти у вас были приступы детского раздражения?
– А что, это и был гнев? – не без удивления спросил Жаб. – Я в том смысле, что пользы с них никакой и достигнуть с их помощью ничего нельзя.
– В том-то все и дело, мой дорогой Жаб, – терпеливо произнесла Цапля. – Приступы детского раздражения представляют собой проявления детского гнева, зачастую в виде реакции на произнесенное в адрес ребенка слово «нельзя». Сам он в такие моменты страшно злится, но его поведение лишено потенциала насилия и агрессии по отношению к источнику гнева. Он падает на пол, орет и топочет ногами, но не более того. Когда так поступают взрослые, порой говорят, что они закатывают истерику.
– Хмм… – протянул Жаб. – Думаю, что со мной в свое время такое тоже случалось.
И тут же добавил:
– Правда, уже довольно давно.
А потом продолжил:
– Вы говорили, что такого рода формы неагрессивной злости со временем могут затягиваться. Но приступ детского раздражения не может длиться очень долго.
– Это действительно так, – ответила Цапля, – хотя в некоторых случаях они могут быть очень даже продолжительными. Давайте подумаем о реакциях, которые могут затянуться на несколько часов, а может, и дней.
– Например? – спросил Жаб.
– Например, когда ребенок начинает дуться.
– Дуться? – переспросил Жаб. – Никогда не думал, что дуться и злиться – это одно и то же.
– А вот я думаю, что так оно и есть, – ответила Цапля. – Дуясь, ребенок ведет себя замкнуто и мрачно, хотя и непривычно тихо. Знаете, Жаб, на мой взгляд, из всех моделей поведения адаптировавшегося ребенка склонность дуться является лучшим примером использования времени с тем, чтобы смягчить гнев. Как правило, таким образом он реагирует на чужую власть, лишенный возможности поступить по-своему. Во взрослой жизни так обычно случается, когда проигрывают борьбу за власть. По большому счету привычка дуться представляет собой реакцию проигравшего на победу более сильного соперника. Таким образом, достигается то, о чем мы только что говорили. Ребенок смягчает свой гнев, выпуская его медленно и крохотными дозами. А попутно вполне естественно снижает градус агрессии.
Когда они над этим задумались, в комнате воцарилась тишина. Жаб все больше осознавал, что в основе его поведения во взрослой жизни лежал адаптировавшийся ребенок. А Цапля все пыталась уяснить, как далеко ее пациент зашел в понимании этих вопросов и не перестаралась ли она сама с подобными разговорами.
– А сколько еще есть способов справиться с гневом? – наконец спросил Жаб.
– Не одна сотня, будьте в этом уверены, – ответила Цапля. – Если хорошенько подумать, каждый из нас был вынужден приспосабливаться к специфичным особенностям своего детства. Это что-то вроде огромной мозаики моделей поведения – с чувствами и эмоциями, которые с ними непосредственно связаны.
– А вы не могли бы для меня их проанализировать? – попросил Жаб.
– Разумеется, – ответила Цапля, – давайте изобразим диаграмму.
Вот что у нее получилось:
– Весь вопрос в том, – продолжала психотерапевт, – что все эти модели поведения, по сути, представляют собой механизмы защиты от опасностей, которым мы подвергаемся в детстве, как реальных, так и мнимых. Впрочем, вы, как я вижу, и сами это уже начали понимать. Видя, как взрослые дуются, устраивают истерики, лениво слоняются без дела или жалуются на скуку, мы вправе задаться вопросом, адекватно ли их поведение или, опять же, подчинено эмоциям детства.
– И что в этом плохого? – недовольно спросил Жаб, понимая, что Цапля видит его как на ладони. – Каждый из нас время от времени имеет право побыть ребенком, разве нет?