ПСС. Том 55. Дневники и записные книжки, 1904-1906 гг.

Чѣмъ дальше жило человѣчество, тѣмъ представленіе о томъ началѣ, к[отор]ое человѣкъ сознавалъ ограниченнымъ въ себѣ и потому долженъ былъ представлять себѣ внѣ себя неограниченнымъ, представленіе это становилось все болѣе и болѣе далекимъ отъ человѣка, все болѣе и болѣе неограниченнымъ, все менѣе и менѣе антропоморфичнымъ, т. е. менѣе и менѣе подобнымъ человѣку. Таковы представленія Іеговы, Отца (христіанское), Брамы, Неба китайцевъ. Соотвѣтственно съ этимъ расширеніемъ представленія божества, измѣнялось и отношеніе къ нему. Но измѣнялось это отношеніе очень медленно. Вездѣ продолжалось и продолжается поклоненіе, хвала, даже жертвы (хотя безкровныя). Если наиболѣе мыслящіе люди и понимаютъ все безконечное (именно безконечное) разстояніе между нами, людьми, и Богомъ и вытекающую изъ этого невозможность договорнаго, подкупающаго, просительнаго, хвалебнаго отношенія человѣка къ Богу, большинство продолжаетъ относиться къ Богу все еще съ этимъ желаніемъ подкупить, задобрить его, восхвалять Его. Дѣло же идетъ къ тому, чтобы люди — и самое большинство — поняли все величіе, — даже нельзя сказать: величіе, а всю неизмѣримость того, что мы называемъ Богомъ, и всю ничтожность, безконечную малость человѣка въ⁷⁸⁰ сопоставленіи съ Богомъ. Дѣло идетъ къ этому пониманію. И это пониманіе нужно людямъ, п[отому] ч[то] оно только даетъ имъ истинное благо. Оно даетъ благо п[отому], ч[то], понявъ такое свое отношеніе къ Богу, при которомъ невозможно никакое уговорное или задабривающее отношеніе къ Нему, а только одно: исполненіе возложеннаго на насъ дѣла, только такое отношеніе, поставивъ человѣка на его настоящее мѣсто, можетъ дать ему истинное благо, состоящее только въ исполненіи своего назначенія. Мы такъ привыкли къ торжественному великолѣпію церковныхъ службъ, зданій для Божества или хотя къ торжественнымъ рѣчамъ о Божествѣ, что намъ кажется, что служеніе Богу можетъ совершаться только въ торжественныхъ и исключительныхъ условіяхъ. А между тѣмъ для служенія Богу нужно какъ разъ обратное: нужно ясное, живое сознаніе своего ничтожества, нужно⁷⁸¹ не желаніе заявить себя, даже не⁷⁸² утвержденіе своего знанія Бога, а нужно только исполненіе своего назначеннаго этимъ Богомъ дѣла. —⁷⁸³ Клѣтка моего тѣла не должна пытаться познать все мое тѣло (она и не можетъ этого сдѣлать), а должна только исполнять предназначенное ей дѣло. Такъ и⁷⁸⁴ человѣкъ долженъ не утверждать, не восхвалять, не познавать Бога, не молиться Ему, а только исполнять дѣло Божіе.

Единственный поводъ отношенія человѣка къ Богу это — отъискиваніе закона Его. Только въ этомъ разумномъ познаніи закона Бога человѣкъ однимъ краюшкомъ прикасается Богу. Познавая законъ Бога для себя, онъ познаетъ не Бога, а Его существованіе. (Плохо.)

4) Видѣлъ во снѣ: Живетъ человѣкъ и работаетъ на землѣ, какъ Робинзонъ или русскіе крестьяне, и обстраивается, одѣвается, кормится съ семьей. Приходятъ люди и говорятъ: дай часть твоего труда на то, что мы считаемъ для тебя нужнымъ. По какому праву? И зачѣмъ ему отдавать?

2 Феврал[я]. 1906. Я. П.

Здоровье порядочно, съ перерывами. Писалъ «За что?» Одинъ день порядочно, но все не могу кончить. Очень хочется Кругъ Чт[енія] для дѣтей и народа. Но все руки не доходятъ. Живу порядочно: не теряю отношенія къ Богу, т. е. вниманія къ себѣ независимо отъ людей и своихъ желаній. Записать надо:

1) Чѣмъ тверже вѣра въ Бога, тѣмъ Богъ все болѣе и болѣе удаляется. Въ послѣднемъ представленіи Онъ только законъ. И тогда уже невозможно не вѣрить въ Него.

Читалъ нынче Канта Religion in Gränzen der blossen Vernunft. Очень хорошо, но напрасно онъ оправдываетъ, хотя и иносказательно, церковныя формы.

2) Кантъ неправъ, говоря, что исполненіе обрядовъ, вѣра въ историч[ескія] преданія есть фетишизмъ и что это нѣчто совершенно противуположное разумной вѣрѣ въ нравственный законъ. Вѣра въ историч[ескія] преданія и въ необходимость обрядовъ есть таже вѣра въ законъ, но нравственный законъ понимается превратно. Кантъ правъ, противуполагая нравствен[ный] законъ обрядовому, но я хочу сказать, что тотъ, кто вѣритъ въ обряды и преданія, всетаки вѣритъ, хотя и ошибается, признаетъ нѣчто высшее, кромѣ животныхъ потребностей. Такъ что я подраздѣлилъ бы людей на три: 1) ни во что не вѣрующихъ, не видящихъ ничего внѣ доступнаго разсудку, 2) вѣрующихъ въ ложныя преданія и 3) вѣрующихъ въ законъ, сознанный ими въ своемъ сердцѣ.

Чувашинъ, носящій за пазухой своего Бога и сѣкущій и мажущій его сметаной, всетаки выше того агностика, к[отор]ый не видитъ необходимости въ понятіи Бога.