Птенчик

Ветер, слонявшийся по Олм стрит, вернулся на Восьмую улицу.

Глава девятая

Плюшевый краб

31 октября 1977 год

Декоративная паутина свисала с потолка и бумажные пауки, запутавшиеся в ней, представлялись Риккардо блохами, застрявшими в бороде Санта-Клауса. Мать видела Хэллоуин праздником ползучей, летучей и другой омерзительной живности: пауки, тараканы, черви, даже несчастные скарабеи променяли песчаную почву на аппетитный диван в гостиной и вальяжно развалились кверху пузом на подлокотниках.

Риккардо ненавидел украшения, заготовки которых мать делала в двадцатых числах октября: они пугали его. Утром он думал, что схватит сердечный приступ, когда зашёл в туалет и обнаружил полную раковину тараканов. Они не шевелились, но их усики покачивались, хотя позднее Риккардо выяснил, что покачивало их его воображение.

Подавляя приступ подступающей рвоты, Риккардо достал из ящика ножницы, подкрался к раковине и ткнул насекомое: ткнул и отскочил к двери. Его не смутило, что тараканы не разбежались, и он повторил попытку. Реакция та же: ленивые создания точно прилипли брюхами к керамике. На третьей попытке Риккардо понял, что испортил парочку материнских поделок.

Сморщившись, он вынул продырявленных тараканов из раковины, смял, спустил в унитаз, а потом отскребал от стенок унитаза их останки: бумажные твари не только выглядели как настоящие, но и вели себя также – хватались за любую возможность задержаться в доме. Риккардо фыркал, отковыривая бумагу: слив справляется с грязью, но бессилен перед фальшивыми тараканами.

Карла восторгалась творчеством Альбы, однако, поразили её не пауки или скарабеи, не светильник Джека, в который она полвечера совала пальцы, а шоколадные мухи: Карла поедала их с жадностью, а зелёное атласное платье служило дополнительным поводом ассоциировать её с проголодавшейся жабой.

По традиции их семьи отмечали Хэллоуин в доме Бенитосов, благо Феррера никогда не приводили с собой Оскара. Традиция сложилась, когда Риккардо и Карла, будучи детьми, носились по городу. Они донимали жителей втроём: Риккардо то в обличье окровавленного снеговика, то призрака, несколько раз он изображал гигантскую тыкву и чудовище Франкенштейна, Карла в образе феи и Чак в пиратской одежде. Карла и Чак не вылезали из своих костюмов годами: ей на каждый Хэллоуин покупали новое платье, идентичное предыдущему, ему расшивали костюм и добавляли в него различные элементы.

Так, например, когда штаны стали ему коротки, Чак надевал длинные коричневые носки и объяснял любопытным старушкам, обещавших сладости за историю, что лишился ног при захвате английского судна и уточнял, что «деревянные конечности» не помешают ему брать на абордаж французские корабли. К укороченным рукавам рубашки прилагалась облезлая накидка с пояснением, что она – трофей с испанского фрегата. Треуголку заменили на бандану, которую не оценила учительница истории: она не отдавала им конфеты, потому что костюм Чака имел историческую неточность – пираты не носили банданы. Она поглаживала жёлтого попугая, вспорхнувшего к ней на плечо, и рассказывала, как выглядели реальные пираты. Но Чак не нуждался в её лекции, его манили шоколадки: он размахивал картонной саблей перед носом учительницы и кричал, что продаст её птицу богачу из Старого Света, если она не одумается и не отдаст конфеты добровольно. Учительница покачала головой и закрыла дверь, оставив их без добычи.

Совместные вылазки на Хэллоуин закончились одновременно с дружбой Риккардо и Чака. В первый год, когда шёл судебный процесс по делу Моранди, Чак звал с собой Карлу, но она отказалась. Во второй Риккардо и Карла блуждали вдвоём, но не собрали даже половину мешка, в третий Карла болела и Риккардо сидел дома, а в этом году они повзрослели: подростки не бродят по улицам в поисках конфет; теперь другие дети пугают прохожих и угрожают взрослым гадостями, если с ними не поделятся угощениями.

Когда за конфетами пришёл первый ребёнок, Риккардо растерялся. Мальчишка лет шести в костюме белого кролика потеребил кроличьи уши, покосился по сторонам и, робко спросив: «Сладость или гадость?», покраснел. И он, и Риккардо примеряли на себя новые роли: один был тем, кто впервые выпрашивает сладости, второй – тем, кто их раздаёт. Риккардо смотрел на мальчика, будто в волшебное зеркало, в котором отражалось его прошлое: грань между детством и юностью оказалась такой тонкой, такой размытой, что он подумал, что не заметит, как позднее из юноши превратится в мужчину. «Сладость или гадость?» – повторил мальчик. Риккардо улыбнулся и отсыпал ему конфет. «Спасибо!» – убегая, поблагодарил «кролик».

Следующие дети были более бойкими. Они толпились на пороге втроём: ведьма, вампир и…

– Крыса? – удивился Риккардо.

– Чумная крыса! – уточнил мальчик. – Я разношу чуму! – он зашипел и скрючил пальцы. – Сладость или гадость?

Риккардо усмехнулся и прислонился к дверному косяку.

– Гадость.

Дети переглянулись: прежде «гадости» у них не выпрашивали.

– У-у-у! – завыла девочка-ведьма. – Прокляну-у-у!