Птенчик

Поднявшись наверх, Риккардо задержался у комнаты брата: лист с кривым, написанным печатными буквами предупреждением «не входить», пожелтел. Риккардо вспомнил, с каким рвением выводил каждую букву, как высовывал кончик языка, когда грифель карандаша впивался в бумагу. В тот день Моранди учил его складывать бумажные кораблики, и Риккардо не хотел, чтобы их отвлекали.

Риккардо сорвал и смял лист бумаги, который когда-то брат повесил на дверь. «Тяжело быть старшим братом», – словно в усмешку подсказала память. «Да, Моранди?» – спросил Риккардо у голой двери. Он зашёл в свою комнату и убрал скомканный лист в ящик стола: когда Моранди выйдет из лечебницы (а Риккардо искренне в это верил), они прикрепят к двери новый.

Сближение с Игорем протекало быстро, поэтому Риккардо не составило труда подбить его на поход в «трясиновский» бар.

Они направлялись в «Крабовый утёс», когда встретили по дороге Саймона.

Он обратился к Риккардо:

«Ты Риккардо?».

Риккардо переглянулся с Игорем.

«Допустим».

Саймон улыбнулся, что сделало его квадратное лицо шире.

«Далия рассказывала о тебе. Я Саймон, работаю на ферме дядюшки Сэма, – он поочерёдно пожал им руки. – Ты можешь передать это Далии? – Саймон достал из-под куртки бумажник, почему-то перевязанный шпагатом, и отдал Риккардо доллар. – Я боюсь не застать её в «трясине», когда вернусь, а в должниках я ходить не люблю».

«В «трясине»?» – уточнил Риккардо, забрав купюру.

«Да, – простодушно ответил Саймон, угостив леденцом пробежавшего мимо них мальчишку, – она собиралась туда сегодня, и, судя по тому, что дома её нет и на ферму она не приходила, она уже в «трясине». Спасибо за помощь, Риккардо! Рад знакомству!» – Саймон вновь пожал их руки и побрёл в конец улицы.

«Интересно, что Далия забыла в «трясине», – забеспокоился Риккардо. – Проверим? Вдруг ей нужна наша помощь? К тому же я должен отдать ей деньги. Я не могу подвести Саймона».

«Да ты спятил! – воскликнул Игорь. – Моя нога ни за что не ступит на…».

– Олм стрит, – Игорь громко сглотнул.

Они остановились на перекрёстке.

– Но почему, – возмутился Игорь, – почему «мёртвая дорога» проходит именно через Олм стрит?

Олм стрит пользовалась дурной славой. Вместе с Восьмой улицей они представляли своеобразное гетто, куда словно загнали всё нищее, необразованное население города. Они выделялись среди горожан, обосновавшихся в центре, застиранной до дыр одеждой и небрежными причёсками, бывшими когда-то аккуратными и модными стрижками, хотя местных с Олм стрит выдавала не только внешность.

Многие из них коверкали язык. Между собой они общались нормально, но при встрече с соседями по перекрёстку переставляли ударение и сокращали слова, придавая порой невообразимый смысл предложению, и с особым наслаждением они портили язык, разговаривая с жителями центральной части; дети, продолжавшие «языковую игру» взрослых в школе, срывали уроки. Их поведение раздражало, но всё же они были частью города, его «паршивой овцой», к загону которой запрещали приближаться из-за «мёртвой дороги» и жителей, вроде Лизы Хэмпфулл [2].

– О, Иисус! – возмущения Игоря продолжались. – Зачем я согласился? Эта дорога приведёт нас прямиков в ад!

Хриплый голос за их спинами добавил:

– В котором вас уже поджидают его демоны.

Вскрикнув, Игорь подпрыгнул.

Рэнсом поравнялся с ними.

– Потерялись, детишки?

– Мы идём в «трясину», – сказал Риккардо. – Проведёшь нас по «мёртвой дороге?».

Рэнсом ухмыльнулся.

– «Трясина» не предназначена для детей.

– Мы не дети, мы подростки, – сообщил Игорь.

Ухмылка Рэнсома переросла в кашляющее рычание.

– Только что ты чуть не обмочил штаны от моего голоса. Что с тобой будет, если из леса выскочат мои земляки? Твой дружок, снюхавшийся со старши́ми, не спасёт тебя, – он заковылял по Олм стрит.

– О чём он говорит? – прошептал Игорь, когда Риккардо подтолкнул его. Они шли за Рэнсомом.

– Я говорю, что твой приятель сдружился с теми, кого ты так отчаянно боишься.

Игорь вцепился в плечо Риккардо, требуя разъяснений. Риккардо приложил палец к губам, Игорь насупился.

– Хью поступил благородно. Не думаю, что ты, окажись на его месте, поступил бы так же.

– Я благодарен ему, – возразил Риккардо. Ложь об их дружбе, распространённая Хью, до сих пор действовал на Чака и его компанию как гипноз: они обходили Риккардо за милю.

Рэнсом постучал по карманам, забыв, что давно бросил курить.

– Благодарность. Вам городским не знакомо это слово…Что ж, добро пожаловать в «трясину», – Олм стрит переплелась с «мёртвой дорогой». Игорь прижался к Риккардо, который вёл его за руку вслед за Рэнсомом. – Эй! – крикнул Рэнсом в пустоту. – Я привёл вам гостей!

Игорь, чьё воображение рисовало огоньки – светящиеся глаза чудовищ, обитающих за забором, содрогался от каждого шороха густого леса. Рэнсом будто нарочно сбавил шаг: еле плёлся, оглядываясь на Игоря, готового в любую секунду запрыгнуть на руки Риккардо.

– Ты похож на ту трусливую собаку из мультфильма [3], – прохрипел Рэнсом. – «Трясиновцы» не съедят тебя, но порезать могут. Дальше сами, – он завернул к дому, который Риккардо принял за заброшенный.

– Спасибо, Рэнсом.