Птенцы

Воеводы бурчали, выражая своё возмущение непочтением, самоволием, молодо-зелёностью, молоко-необсохнутостью, птенцово-желторотостью... Ольбег у стенки продолжал улыбаться. Только улыбка... менялась. Становясь злее, твёрже. Всё более напоминая волчий оскал. Похож, похож на своего учителя. Хоть и не лысый вовсе.

У Ропака ломило голову, дёргало ногу. Сбоку, от слуг, поймал встревоженный взгляд Пантелеймона. Сын. Никогда ему этого слова не говорил. А вот про себя частенько называл. Тоже похож становится. На меня. Родная душа.

Ольбег, разозлённый общим презрительным бурчанием, обвёл глазами сидевших на высоком конце стола князей.

Зря, конечно. Но наезд спускать нельзя. Но не "в лоб", типа "сам дурак". А с... с выподвывертом.

Воевода так и говорил: "Супротивника надо бить на его земле. На своём поле".

-- А насчёт девок красных, ты, князь Мстислав Ростиславич, глупость сказал. Не отсыпят тебе басурманы золота за них. Потому как вести торг людьми на Руси - заповедано. Государем Русским.

-- Что?! Ты как меня назвал?! Дурнем?! Да я тебя...!

-- Сядь.

Ропак морщился от головной боли, глядя как младший брат, вскочивший уже с мечом в руке, дрожит от негодования. Но, хоть и Храбрый, а уважение к старшему брату имеет. Зло бубня под нос, сел на место.

Надо бы как Андрей в Киеве сделал: чтобы все мечи-сабли у входа оставляли. Говорил ведь своим да не проверил.

-- Ещё что скажешь?

Ольбег, к которому был обращён вопрос, на мгновение задумался, решая говорить или нет. Потом кивнул:

-- Скажу. Войско с города уйдёт. Раньше-позже... уйдёт. С чем ты останешься, княже? Своя дружина у тебя малая. Новых набирать? - Их ещё смотреть в деле надобно. А новогородцы останутся. Ныне они на тебя злые сильно. За все те... веселия, которые войско сотворило. Как бы худа не было, как бы всё на старый лад не повернулось. Уйдут дружины русские, а воры местные, кто уцелел, снова тебе порог укажут да народ на тебя поднимут.

Всеобщее шиканье было "ответом зала":

-- Хто? Да не в жисть! Мы им стока страху вбили! Аж по самую задницу! Они теперя ниже воды, тише травы! Посаки посадские даже и головы поднять не посмеют! А и мявкнут - воротимся да добавим! Вовсе без портов оставим!

Ропак посматривал на уверенное в своей победоносности, в незыблемости одоления, боярство. Не все. Очень не все. Тяжко вздохнул полоцкий Всеслав. Закаменела улыбка у Рюрика. Снова будто ожгло раненную ногу.

Парень прав: будут воры и изменники, снова подговорят люд новогородский истребить людей его, как было два года назад. Снова придётся уходить, а здешние пойдут целовать иконы, клясться, что не пустят его в город, что будут биться за землю Новогородскую не щадя живота своего. "Биться" - против земли Русской.

-- Мда... И чего ж ты, Ольбег-вьюноша, посоветуешь?

Рюрик Стололаз опередил брата. Несколько пренебрежительная интонация не обманула Ропака. Если Новгород его выгонит, то и брату во Пскове будет хреново. А уж Храброму в Юрьеве Эстском и вовсе. Не то что усидеть - просто не дойти.

-- Посоветую... Князь Иван, Воевода Всеволжский, говаривает: наказание не есть воздаяние за преступление. Воздаяние - дело Господнее. Он всякое прозревает. Наше же дело мирское. Наказание есть пресечение повторения. В души жителей здешних нам не влезть. Мысли воровские там есть и будут. Надобно сделать так, чтобы и куя крамолу, они замыслы свои бунтовские исполнить не могли.

***

" - Тётя Роза, расскажите, как Вам удалось задержать сексуального маньяка?

- Ну... К утру он, конечно, уже подустал...".

Здешние маньячат не по сексу, а по власти. "Подустать" их - надобно подумавши.

***

Ольбег вспомнил, как Воевода в начале зимы, после возвращения из победоносного Белозерского похода, после праздников по поводу награждения шапкой и производства в чин сотника, после недели сыто-пьяного, весело-праздничного гулевания, затащил его к себе, сунул лист бумаги, перо.

-- Иване, неколи мне. Тама, в третьей турме ещё кони не кованы.

-- Кузнецы подкуют. А ты - думай. Или от шапки все мозги киселём растеклись? Представь. Вот вы взяли Новгород. Так ли, эдак ли. Что дальше?

-- Тю. Что... ну... взяли хабар. Сколько смогли. Николай мне вот такую портянку хотелок выкатил! Нагнали возчиков местных. И топ-топ до дому. Лишь бы прежде не пожгли всё по дороге. Ну, чтобы сенца там, жилое место тёплое...

-- Это понятно. Молодец, что подумал. Жечь всё не надо - возвращаться придётся. Или иную дорогу торить. А вот что с Новгородом дальше будет?

-- Ну, эт не наша забота. Посадим Ропака во князья - пусть у него голова болит.

-- Болеть будет у тебя. Сейчас. Или голова, или задница. Или - два в одном.

Ольбегу очень не хотелось выходить из атмосферы праздника.

Так-то понятно: пора кончать гулевание. Отряд надо собирать, вот - кони на зиму не кованы. Но уж очень не хочется снова в "серые будни". Однако, частая присказка Воеводы "два в одном", применительно к паре: голова-задница... мда... Как-то это тревожно.

А Воевода продолжал:

-- Думай. Что делать с Новгородом? Чтобы повтора крамолы не было.

-- Ну...

-- Не нукай. Вот бумага - пиши.