И те, кто уже знал о колдовстве, не мог не задаться вопросом — достойны ли они.
Ардуиль поднял голову, напрягся, помолчал, а потом во весь голос, как мог, произнёс — наверняка же слушают!
— Мы — будем достойны. А ты — никогда.
***
Для Эйлианта и Оэглира сделали перерыв в допросе (ради Лагортала), и нолдор удалось поесть.
Эйлиант, рождённый уже после Исхода, тяжелее переносил бессмысленную пытку. Хотел согласиться на гости, но сдерживал себя. Оэглиру было тяжело смотреть на юношу, но старший нолдо мало сомневался: что он сказал вначале, то и сейчас думал… Сейчас, над мисками похлебки, нолдор ждали, что это будет отвратительное орочье варево, приготовленное орками, но нет: еда было прекрасной. И орки не преминули сказать, кем она приготовлена. Оэглир печально покачал головой — дыхание моря, Линаэвэн не могла не вложить эти образы… — а потом вскинулся, и лицо его исказили боль и гнев. Ныне направленный не на Саурона, а на Валар. Сколько нолдор и тэлери не сразили бы друг друга, если бы вестник явился не только к Тириону, но и к Альквалондэ, и сказал тэлери то же — что Валар, мол, не хотят препятствовать Исходу? Сколько родичей погибло в буре? А потом — Проклятье Мандоса.
.А потом Льды… Оэглир, воин Лорда Келегорма, никогда не видел всего этого, как видел теперь — крошащиеся, бесконечные, и пронизывающий ветер. Они не знали и не желали этого…
Эйлиант, рождённый уже после Исхода, был огорчён более тем, что Линаэвэн заставили готовить, чем родившимися в уме образами.
***
Прошло еще время, и Март, уже переодетый, вновь пришел к Линаэвэн - пригласить и проводить ее на ужин.
— Ты готова, госпожа? — спросил вошедший в комнату Март, после того, как Линаэвэн отдохнула.
— Да, — не без удивления ответила она: адан не спрашивал её, готова ли она вновь идти готовить. — Отчего ты спрашиваешь? Это будет особый ужин?
— Вовсе нет, — удивился Март, — самый обычный ужин. Повелитель каждый вечер собирает за столом своих командиров и друзей. — В голосе Марта слышалась не скрываемая гордость.
За окнами крепости легкий дождь сменился порывами сильного ветра — наступал черед осенних гроз.
Услышав ответ Марта, Линаэвэн прикрыла глаза, задержала дыхание.
— Когда я предположила, что согласие идти в гости к тебе, как ты предложил мне, означает согласие идти в гости заодно и к твоему повелителю и беседовать с ним — ты так возмутился… Но сейчас ты делаешь именно это: ведёшь меня на ужин и беседу с Гортхауром. Помнишь ли ты те свои слова? Понял ли, что я говорила о сути, не о названии: о том, чтобы не беседовать с Гортхауром, не приходить к нему более, не сидеть с ним за одним столом, а не просто именоваться или не именоваться его гостьей? Знал ли ты в тот момент, что поведёшь меня к нему на ужин или совершенно не ожидал, что так случится?
Вопросы были серьёзными, не риторическими, и в голосе не слышалось гнева. Адан слишком явно не понимал, что делает, и объявлял о своих намерениях с такой гордостью, что это походило не на обман, а на повреждение рассудка. Но может быть, если спросить явно, он заметит противоречие… а если повреждение слишком глубокое, хотя бы выявится, что с ним. Например, если Март возмущённо объявит, что они никогда не говорили ни о чём подобном прежде.
— Сознаёшь ли ныне, что такой ужин для меня испытание, после которого нужно будет приходить в себя? — она вздохнула, потом заключила: — Хотя я готова его вытерпеть ради тебя.
Март с изумлением смотрел на эдэлет. Он уже знал, что ложь и хитрость для ее народа так же естественна, как для волка охотиться, и все же встречаться с этим лицом к лицу Марту еще не доводилось. Адан лишь диву давался, как искренне может притворяться Линаэвэн.
С каменным лицом, стараясь не передавать эмоций, горец выслушал свою «гостью», полную лицемерия и яда: Март сам уже на знал, сможет ли он ей помочь, или дева слишком глубоко испорчена? Повелитель не мешал ему общаться с эльдэ, лишь сказал быть осторожным — отчего? Верит ли Повелитель, что Март справится, или просто хочет показать другу всю порочность эльфов, чтобы и тени жалости к ним не осталось?.. Вслух же Март сказал:
— Сегодня ты говорила, что хочешь следовать за мной, увидеть мир, как его вижу я, жить жизнью, какой живу я, а теперь ты пытаешься заставить меня отказываться от моей жизни, обвиняя меня в обмане и говоря, как тебе трудно выполнить, что сама же и обещала? — Март был в смятении. Ведь еще днем она так, казалось, искренне плакала, неужели и это был лишь эльфийский обман, один из тех, которым эльфы когда-то подчинили его народ?
Линаэвэн слушала беоринга с изумлением. Помня, что не произносила таких или подобных слов… Возможно, Саурон внушил ему, что произносила, или таковы чары, опутавшие разум Марта? Она смотрела на него с жалостью.
— Март, — тихо сказала дева, — я не в обмане тебя винила сейчас, а пыталась разобраться — и спрашивала… И я не отказываюсь идти с тобой. Но о таких вещах нужно предупреждать: неужели ты не догадывался, что для меня это тягостно? Я могла бы подготовиться — если бы ты сказал прямо…
Линаэвэн покачала головой.